Гражданин своей страны

…Мы почти случайно оказались с Гошей (это его уменьшительное детское прозвище, которое так и прилепилось, а настоящее имя – Юрий) на одном рейсе – в самолете, летящем на юг, к теплому морю. А в разговоре, вознаградив мою настойчивость, актер в точности воспроизвел главную изюминку своего экранного амплуа: был чуть ироничен – и в то же время предельно, до нерва открыт.– Давайте сначала о «Ночном дозоре» – фильме, в котором тысячи зрителей с удивлением увидели другого, незнакомого Гошу Куценко – такого «полномочного представителя сил добра».[/b]– Начнем с того, что у меня в картине небольшая роль. И мне было приятно просто отметиться в этом фильме. Но потом уже, по ходу действия мы с режиссером картины Тимуром Бекмамбетовым просто придумывали какие-то зацепки, которые позволяли мне больше и больше появляться в кадре. Однако на монтаже он меня почти всего безжалостно убрал! И правильно сделал – потому что я отвлекал собой внимание от сюжета. Но кое-что, слава Богу, осталось. Так что сколько мог мой персонаж послужил «Дозору».– Да, мы друзья. У нас дочь Полина. А с Машенькой мы знакомы уже более 12 лет. Песенку «Корвалол», которую я слоббировал во вторую часть «Дозора», я ей посвятил – 14 лет назад.– Обязательно. В очередной раз – тем более что я не был ни разу женат. Я в этом смысле – гражданин своей страны: всегда жил в гражданском браке. Но жениться действительно собираюсь. Правда, конкретных сроков еще не планировал. Это ж такие вещи, внутренние. Частные, личные и импульсивные. Эмоция!– Однажды вы говорили, что у вас вызывают приятные ощущения… гравюры Екатерины II. Это что, ваш женский идеал?[/b]– Наверное, это было связано с какими-то детскими ощущениями. У мамы моей – вернее, еще у бабушки, на сахарницах-масленках были соответствующие крышечки, с пышными фарфоровыми девушками.).– Ну, не знаю, не знаю. А идеала женщины, мне кажется, вообще нет – каждый мужчина, по-моему, должен сказать спасибо Богу, что хотя бы такая ему досталась. Какова рыба – таковы и сети. (.) Вот, пожалуйста, – какой это идеал? Дерзкая, совершенно невоспитанная.– Ну, уж это не про меня! Честное слово. Не люблю все это садомазо. Мне нравится спокойствие – в жизни и так хватает раздражителей. А женщина пусть больше ласкает. Во всяком случае, предлагаю ей именно такую роль.– Ну да. Вот, Ира.– Вернемся к вашей дочке: интересно, какая она, Полина?[/b]– Помладше была более дерзкая – а сейчас ей уже 11 лет, она вышла из младенческого периода и превратилась в девочку. Прямо на глазах! И растет. Однажды купил ей, как бы на вырост, ботинки – померил в сантиметрах. А через месяц приехал со съемок – а они уже маленькие. Выросла.- Любит. А значу я для нее… пока редкоземельный металл: дочка меня видит не так часто, как хотелось бы. Но сейчас, думаю, будет все чаще – уже могу ее с собой куда-то брать. А раньше была маленькая – повез ее как-то на съемки «Антикиллера», довольный: мне ее отдали на целый день! Снимали на заводе – такое мрачное место. И Поля как раз попала: на мне грим, сижу в каске, окровавленный, с утра побитый. Она посмотрела, и в слезы: «Хочу к маме» – и все! Я обнял ее – а сам думаю: ну какая несправедливость…– Все дети талантливы, максимально! А умеет она… не делать чего-то. Лишнего. Знаете, как Станиславский однажды Рихтера спросил: как это ты так быстро и чудесно играешь? А он ответил: главное, Костя – не нажимать на лишние клавиши. Вот дети это умеют – обходиться без лишних клавиш. При этом я попробовал однажды ради эксперимента запомнить и повторить все движения, которые Поля совершает всего в течение минуты – так я был весь мокрый! От лишних движений.– Буквально все хорошие. Ну, и хотелось бы, чтобы она имела представление и о плохих– а то дочка уж слишком трогательная.– А в школьном воспитании что бы вы изменили, будь ваша воля?[/b]– В школах я ввел бы два предмета – «Семья» и «Кинематограф».– По курсу «Семья» я преподавал бы… кинематограф. Склонял бы детей к тому, чтобы они придумывали и снимали кино. Про все, что их окружает, – в том числе и про семью.– Абсолютно. Я бы сделал, чтобы, учась в школе, они уже в своем классе распределились на актеров, режиссеров, монтажеров… Мне кажется, что это в каком-то смысле идеальный способ приобщения к жизни. Я бы развивал все это в детях – что-то толковое из этого наверняка вышло бы. Ну почему те, кто хорошо пишут сочинения, не могут сразу написать сценарий? А почему парень, который неплохо фотографирует, не возьмет и не снимет все это на камеру? Или школьник, который любит часами сидеть в компьютере, – почему он не смонтирует фильм? А кто-то возьмет и смоделирует какую-то музыку. Это будет нормально, это процесс, в принципе не требующий сложных специальных навыков. Для работы им нужен только навык техники. А дальше – то, о чем Станиславский написал на последней странице своей книги.– Дети талантливы, и я бы загружал их максимально. Ведь ничего в жизни не бывает сразу, и ребенок зарождается 9 месяцев. Вообще это, по-моему, микросрок в масштабах Вселенной – эти 9 месяцев. Мне кажется, это какая-то вселенская единица скорости – процесс зарождения человека. Поэтому от нее и нужно идти. Я вот уверен – взять пятиклассников и привести к ним такого вот как я… сумасшедшего, и через 9 месяцев это была бы… съемочная группа!– Давайте немного о вашем детстве. А вас как воспитывали? Вот, скажем, ваши родители уже много лет вместе…[/b]– Да, они по-доброму относятся друг к другу. Любят. В этом, видимо, есть и моя заслуга: радуются моим небольшим победам, думают, не зря мы все-таки вместе.– Не жить задним умом. А потом, они очень самоотверженно вместе: хотелось бы ощутить подобное состояние.– Иногда поругиваются. Но это несерьезные конфликты. Они решительные люди: решили, что будут вместе – и все. До бесконечности.– Да, мы всегда дружили. Папу я очень люблю. И у нас никогда не было разногласий, – я просто ушел… в другую сферу, для него неподвластную.– Было дело – но сам он не звонил, нашел кого-то. Позвонили. Однако… я переборол тогдашний всеобщий страх перед Центральным комитетом. И меня все-таки допустили поучиться в театральном.– Можете припомнить какой-то отцовский урок, который запомнился на всю жизнь?[/b]– Да вся его жизнь для меня урок. Он ведь в советское время был «на должности» – в частности, замминистра радиопромышленности СССР. И никогда взяток не брал, не воровал. А когда в стране начался раздел имущества – он и к этому не приложился. За что кстати, я ему очень благодарен. Потому что если он хотя бы намекнул мне, что так тоже можно жить – возможно, я бы и воспринял этот урок. Ведь очень важно для детей – как родители живут.Папа всегда меня учил зарабатывать. А когда произошел развал, он выпил водки и послал всех. И уехал на дачу. И там прожил более 10 лет, просто на пенсии (правда, сначала пытался работать кладовщиком). В общем, не применил свой атом в военных целях. Не помогал расхищать и прихватизировать.– Да, он меня научил плавать смешно: привез на середину Днепра и выбросил из лодки.– Лет 8. По-собачьи, конечно, я плавал – все дети плавают по-собачьи. А он хотел, чтобы – по-человечьи. Якорь поднял – и выбросил меня.– Очень страшно. Но ведь я действительно поплыл. Главное – перебороть ощущение дна. Переборол. А отец завел лодку и уехал! Хотя, думаю, краем глаза он наблюдал. Правда, с тех пор я возненавидел плавание. Но зато плавать научился.– Нет, не люблю этот район. Представляю какой-нибудь домик в районе Можайска, у речки – я же родился на Днепре. Одноэтажный, плоский, небольшой. И не люблю лестниц!– Да морока с ними – дети появятся, будешь волноваться, чтобы не упали.– Давайте немного о ваших последних киноработах – например, фильме «Любовь-морковь», где вы сыграли на пару со своей экранной супругой Кристиной Орбакайте. Ну и каково вам было в шкуре женщины?[/b]– Это была острохарактерная роль, которая требовала совершенно особых внутренних настроек. А внешность? Она и есть моя внешность, сколько там ни геройствуешь в кадре.– Нет, мой персонаж – это стопроцентная женщина. Во всяком случае, мне так кажется. Да и Саша Стриженов, режиссер картины, строго следил за тем, чтобы мы обошлись без «голубого флера». Словом, в фильме творятся натуральные женские дела – чтобы этого добиться, мы очень много общались с Кристиной, репетировали. А ведь известно: сейчас в кино артисты редко репетируют. На этом нынче экономят. Я наблюдал за Кристиной – старался походить на нее, даже походочку воровал. А еще я много украл у моей девушки – у Ириши: физику такую, абсолютно особенную. Ир, спасибо тебе. Думаю, в кино она себя узнала – как бегает, как сумочку держит.– Ну, сегодня она самая ленивая модель на земле. Она модель – потому что хоть что– то нужно делать в жизни. Поэтому она может пофотографироваться, поулыбаться. А я далеко не ходил, просто смотрел на нее в это время – как она передвигается по земле. Потому что я такой же ленивый.– Да просто не бояться сделать это! Я ведь играл очень серьезно. Работал, как говорится, крупными мазками. Надеюсь, в результате зрители все же рассмотрят в «Любви-моркови» комедию – а не что то другое. Хотя профессионалы уже внушают опасение. Скажем, недавно я подошел к продюсеру Сельянову: Сереж, теперь, после этой роли будешь меня в кино-то снимать? На что он совершенно серьезно ответил: «Ты знаешь, у меня пока нет свободных женских ролей».