ДМИТРИЙ БРЯНЦЕВ: Я ДОЛЖЕН БЫЛ СТАТЬ ЛЕТЧИКОМ

— Ну, это не вдруг. Эта идея у меня была всегда. Малые формы – одноактные балеты и хореографические миниатюры — самое естественное состояние для балета (они не нуждаются в сюжетах), но, к сожалению, наша публика к ним не приучена.— Меня может вдохновить все, что угодно. Услышал, например, музыку Питера Габриела, музыка понравилась, и потом долго мучился – что же поставить? И поставил «Саломею». Никакой системы. Или вдруг проснулся — и осенило. А иногда работаешь с утра до ночи — и все по нулям. Туп, как сибирский валенок, понимаешь, что надо с этим завязывать, что твоя профессия — другая!! — Кабинет главного балетмейстера – далеко не арсенал положительных эмоций. Сюда прибегают с криками: «Помоги! Спаси! Сделай! Реши!» Жуткие стрессы, дикое напряжение, раздражение… Часто говорят, что с творческими людьми очень сложно общаться, что они неуравновешенные, что их всех надо сразу сажать в дурдом. А все безумно просто. У них просто результат работы выходит не такой, как они ожидали! Внутри у них красота несказанная, а снаружи что-то не получается. Вот и начинается — неудовлетворенность, нервы. А все думают: «Ох, он ко мне плохо относится!» Да ни к кому он плохо не относится – он к себе плохо относится! — Безусловно, все наши актеры – люди талантливые от Бога. Есть, правда, два-три исключения, но о них говорить не буду. В конечном итоге они уйдут из театра или в бизнес, или еще куда-нибудь. Например, один парень у меня начал прекрасно делать кухни – столярить. Зарабатывает хорошие деньги и, говорят, нарасхват. А другая — ест, пьет, красивая сидит, жизнь из нее прет, к ней подойти страшно! Я ей говорю: «Что ты мне и себе нервы мотаешь? Иди отсюда — что ты глотаешь пыль за эти копейки? Это — не твое!» Она и ушла. И стала работать кассиршей и радоваться жизни. Каждый артист — это штучка! Когда все хорошо, когда у них все получается — они замечательны. И они страшны, когда ты что-то делаешь поперек. Они тут же вцепляются в твое горло мертвой хваткой — потому что ты не даешь им сейчас того, чего им ХОЧЕТСЯ! Потому что они привыкли удовлетворять себя абсолютно во всем — в жизни, в сексе, в выпитом, в съеденном, в выкуренном, в творчестве — это и есть богемное начало.— Так могу отгрохотать, что мало не покажется. Просто когда ты грохочешь, нельзя никого унижать при всех. Ты можешь на всю труппу ругаться, но человека унижать нельзя. Хотя, в принципе, если один на один, да еще с мужиком, я могу ему всыпать, да так, что шерсть полетит. Любовь с ненавистью очень близки. Любишь, любишь, а он вошел, да как брякнул что-то у тебя в кабинете, и у тебя в глазах потемнело. И тут же: «Убью, урод!!!» Потом успокаиваешься, понимаешь — почему он так поступил. Ты же понимаешь, что он интригует только для того, чтобы получить в творчестве вот это. Он же не из-за колбасы! Он хочет больше в творчестве! — Танцами меня заразили еще в детстве, в пионерском лагере. Педагог сказал: «Давай-ка я поставлю эту мазурку на тебя». Меня нельзя хвалить, это мне противопоказано. А она меня похвалила. И я тут же заболел танцами.Поступил в хореографическое училище практически без всякой протекции. И начал учиться, и через три дня понял, что это совершенно не моя профессия. Поставили лицом к стенке, дали в руки палку и сказали: «Тяни ноги», — а на фига мне это надо! Мне говорят: «Ты же так хотел на сцену!». Я говорю: «Я думал, так и будет. А тут совсем другое». Так начались мои мучения.По распределению попал в Москву, в труппу Игоря Моисеева «Молодой балет». У нас был придворный ансамбль при Министерстве культуры СССР. Мы размещались на четвертом этаже, а на третьем было балетмейстерское отделение. Я все время бегал вниз и подрабатывал там — мы же были нищие. Потом декан увидел: там, где танцует Брянцев, вроде как интереснее. Он мне и предложил: «Поступай-ка к нам на балетмейстерское». Меня взяли, три раза выгоняли (меня отовсюду по три раза выгоняли) — за профнепригодность и хулиганство. Хулиганства, конечно, не было, но я поссорился с руководителем коллектива Ждановым. Но чтобы выгнать с четвертого курса института – надо было бы по крайней мере взорвать Мавзолей.Остался.— Я живу как живу. Но огромное количество людей это раздражает, потому что я живу достаточно независимо. Единственное, чего я себе желаю — не здоровья, нет: счастливого случая. Ведь на «Титанике» было много людей здоровых, но не было счастливого случая.— Сейчас я собираюсь ставить «Бэмби». Можно было бы сделать достаточно сексуальную историю с убийствами, с отстрелом, с издевательствами охотников, но я не хочу этого. Я хочу, чтобы дети пришли и увидели, что никого не убивают. Чтобы при виде опутанного сетями оленя мама могла сказать ребенку, что оленя уводят в зоопарк. У него все равно будет чувство трагедии, ведь Бэмби остается один. Но не с кровью в песок. Посмотрите наше ТВ: все друг друга мочат со страшной силой.— Вот недавно родился Ванька. Сейчас ему восемь месяцев.— Я бы не хотел, чтобы он занимался балетом. Он должен обладать сумасшедшим талантом, чтобы стать кем-то, либо не заниматься этим вообще. Я до той поры, пока меня не отдали в хореографическое училище, всем говорил, что буду только летчиком. И если бы это зависело от меня – я бы стал только летчиком. У меня не было альтернативы.— Я бы хотел, чтобы он родился лет на тридцать раньше. Тогда я бы точно знал, что делать. Сейчас — нет. Ему 8 месяцев, а у меня в театре 18-летние артисты! Ваня пока, как таракан, становится на четвереньки и бежит. Раз! — смотрю у него уже электрический провод во рту! У него еще только два зуба, но я уже не успеваю за ним! Но меня не это, честно говоря, пугает. С ним я рано или поздно договорюсь. Меня волнует другое. СПИД, та же наркота. Изолировать от общества ребенка нельзя! Я покурил марихуану впервые, когда мне было 18 лет в зимнем лагере училища, — кто–то притащил ее на танцы. Вонища! Противно! Я разозлился: «Да пропадите вы все пропадом с этой гадостью!» И все.— Они ведь балет не любят. Им просто надо по имиджу иметь какое-то отношение к классическому искусству. Идти на симфонию Малера — еще, не дай бог, заснешь невзначай. Идти слушать оперу – ну совсем тоска зеленая. А тут вроде и голенькие, и бегают все, веселятся, ну может, не веселятся, но какой-то калейдоскоп перед глазками, а в то же самое время и музыка серьезная. «Лебединое озеро». Чайковский! Классика! Балет для них эмоционален, доступен, сексуален. Политики же в этом отношении тупые. У них весь секс ушел в политику, как у бизнесменов – весь секс уходит в деньги.— Балет балету рознь. Смешно, конечно, его вести в два года. Надо вести в тот момент, когда он уже становится управляемым и не будет орать на весь зал: «Ой, мама, смотри!» Он уже должен понимать, что идет в общественное место. Я с ужасом вспоминаю эти коллективные походы в театр классом — все болтают, бегают, шуршат фантиками. Другое дело, например, с мамой.— Я уже вырос из того состояния, когда то, что происходит, называют любовью. Любовь — это когда ты добр и готов все что угодно сделать для другого человека. У нас считается: если мы кого-то любим, то нужно узурпировать этого человека, подчинить, заставить. Но то, что многие называют любовью, — это просто секс. Когда секс перестает владеть вами, начинаются кухонные разборки.— Любовь убить нельзя! Можно убить похоть, влечение, но если во мне есть любовь, то как вы можете ее убить во мне? Вот, например, любимая говорит: «Ты знаешь, ты прости меня. Но у меня появился Вася. Я не знаю, что делать». Я спрашиваю: «Тебе с ним хорошо? Если хорошо — иди к Васе. А если тебе станет с ним плохо, то я тебя всегда буду ждать обратно»... Если бы я ее не любил, я бы так не сказал. Это — любовь. А когда так: «Где была? У Васи? Щас я тебе!!!» — «Что??? Да ты мне???» И начинается «Дежурная часть». Вот и все.— У меня были разные периоды. Слова: «Я самодостаточный, мне никто не нужен» — чушь. Если тебе никто не нужен, наступает смерть.— Лошадей, горные лыжи, рыбалку, подводную охоту. И еще теннис.— Бросил курить. 12 лет тому назад. А до этого курил по две пачки в день. Рожденные слепыми никогда не курят. Знаете почему? Потому что они не хотят кислогорькую гадость брать в рот. Люди курят не потому, что им нужен никотин. А потому, что срабатывает рефлекс ритуального действия — достал сигарету, зажег, выпустил дым. Руки чем-то заняты, глаза и голова тоже. Я от этого отвык.— Иногда я позволяю себе покурить сигару. Это бывает раза два в месяц, когда приходят друзья.Но я не курю взатяжку.