Конец погорелого театра

Его рождение происходило с немыслимыми муками. Театр долго не открывали, и московские фельетонисты упражнялись в остроумии:[i]Храм громадный МельпоменыСолодовников воздвиг,Но стоят пустыми стены,Нет спектаклей никаких…[/i]Но и после открытия театр горел несколько раз, в прямом и переносном смысле этого слова. Первый большой пожар случился в 1898 году.Но потом, после ремонта и перестройки, здание оснастили всеми противопожарными средствами: металлический занавес, «искусственный дождь», электрическая сигнализация, соединившая театр с Тверской пожарной частью. Но все это оказалось бессильным против так называемого «человеческого фактора»…В ночь на 31 октября 1907 года в театре, кроме сторожей, ночевало с десяток служителей и рабочих. Не обошлось, как это водится на Руси, и без обильного возлияния, после чего все участники пирушки крепко уснули. Что оказалось виновником пожара – брошенный окурок или непогашенная свеча? – выяснить не удалось. Известно только, что пожар заметил часовой на каланче Тверской части, когда огонь уже вырвался наружу. И через несколько минут первые пожарные оказались у театра. А примчавшийся через несколько минут московский брандмайор Гартье присвоил пожару высший «номер пять» – сбор всех частей! Люди в самом театре очнулись слишком поздно – огонь отрезал все пути к отступлению. Хорошо ориентировавшиеся в театральных закоулках сторожа пробрались в артистические уборные и выпрыгнули через окна. Ночевавший в хоровой уборной служитель сумел выбраться на улицу по пожарной лестнице и его, совершенно замерзшего на ветру, едва удалось привести в чувство. Несколько человек уже подобрались к выходу, но, наглотавшись дыма, не могли преодолеть последние метры. К счастью для них, в этот момент горячим воздухом сорвало с петель входную дверь. Только тогда люди ползком смогли выбраться на улицу. Погиб помощник декоратора, обгоревший труп которого нашли утром на пожарище.Десять пожарных частей, вооруженные шестью насосами, боролись с огнем. Удержать огонь от распространения на соседние дома удалось. А внутри самого театра бушевала стихия. Сила ее была так велика, что крышу здания сорвало, подняло вверх, и она, развалившись на куски, со страшным грохотом рухнула в зрительный зал.Разбиравшие крышу пожарные едва успели спастись, хотя один все-таки упал в чрево горящего здания. Товарищи сумели вытащить его со сломанным позвоночником, получившего страшные ожоги…Всю ночь пожарные боролись с огнем. А на следующее утро москвичам представилась полная картина разрушений. Сцена и зрительный зал представляли собой груду обгоревших обломков, с которых свисали обрывки декораций. В оркестре сгорели почти все музыкальные инструменты, а в актерских уборных – костюмы артистов. Все стены были закопчены, пострадали мебель, тропические растения.Убытки от пожара, по предварительным подсчетам, достигали 200 тыс. рублей. Погибло потолочное панно работы Врубеля, написанное по заказу Саввы. Мамонтова.Разрушений могло быть меньше, если бы не «стойкость» телефонистки, выполнявшей служебную инструкцию. Дело в том, что в соседнем с театром корпусе находилась костюмерная мастерская и магазин Пинегина, хозяин которых, выглянув случайно в окно, заметил искры. Он бросился к телефону, но не найдя в суматохе справочника, попросил телефонистку соединить его с Тверской частью, чтобы сообщить о пожаре. Барышня ответила, что не может выполнить соединения, пока абонент не назовет нужного номера. Напрасно Пинегин ссылался на пожар, свое волнение и темноту: телефонистка, гордая за свое служебное рвение, отключилась. Параграф восторжествовал.Театральный сезон был в разгаре, и оставшиеся без дела и дома артисты и служащие театра оказались на мели.Труппы во всех театрах были укомплектованы, хористы и музыканты, оставшиеся без инструментов, были никому не нужны. На улице оказалось около 400 человек, не считая членов семей… И тут пришли на помощь коллеги. В пользу «погорельцев» было дано несколько спектаклей и концертов. Но собранная от всех представлений сумма едва превысила 7000 рублей и, следовательно, на каждого нуждающегося пришлось не более тридцатки! Кому-то из артистов и музыкантов удалось пристроиться в провинции, остальные разбрелись кто куда.Так бесславно закончилась история труппы оперного товарищества – наследницы знаменитой когда-то Частной оперы.