Моцарт с Васей
Всякий раз, когда вспоминаешь оперу Моцарта «Дон Жуан», по спине бежит холодок. Жуть, наступающая после всеобщей нескучной суеты вокруг всемирного любовника, этот эмоциональный провал всегда неожиданен. Назидательная история как нельзя лучше соответствовала умению Моцарта за изяществом и внешней беззаботностью вдруг выдвинуть на авансцену гигантскую тень неизбывной обреченности.На этот раз играл оркестр «Musica vivа», не чуждый опытам приближения к незамутненному оригиналу. А на роль Доны Анны была приглашена неожиданная Симона Кермес (Германия), прославленная исполнительница Генделя.В желании Курентзиса удивить, ошеломить публику не хочется видеть ничего спекулятивного. В конце концов, представление – пусть это даже концертное исполнение оперы, которые, как правило, смертельно скучны, – должно захватывать.А ведь сколько за последнее время мы видели спектаклей музыкальных театров, которым не помогли ни современная концепция, ни тонкие аллюзии, ни прикольная сценография, ни оригинальные костюмы, ни нагловатая режиссура полупрофессионалов, ни мельтешня артистов, которые за кулисами и сами иронизируют над своим спектаклем! Не найдя в России ни одного достойного исполнителя, продюсеры пригласили восемь солистов из разных стран. Все с именами, они, правда, меньше русских обращали внимания на мимические взывания к ним темпераментного Курентзиса, склонного подступать к поющим артистам чуть ли не вплотную.Тем не менее общая музыкальность компании была на большой высоте. Негромкие ансамбли, как всегда у Курентзиса, в этом смысле очень дотошного, доставляли удовольствие тем, как наслаждались сами певцы, будто впервые импровизировавшие эту сложноподчиненную ткань.Дон Жуан (Симоне Альбергини, Италия) был голосист и сценичен. Но еще больший восторг публики вызвал Натан Берг (Канада), в эту жару и духоту не пожалевший энергии на своего бессмертного Лепорелло. Шон Мэти (США) в роли Оттавио показал до удивления непошлую манеру, в которой, оказывается, может петь тенор.Абсолютной же звездой спектакля стала Симона Кермес, которую долго не отпускали со сцены после виртуозной арии, в которой явно читалось желание дирижера преподнести певицу как бриллиант. Вообще необычная для нас манера исполнения под старину придала образу – а вместе с ним и всей опере – необычайную доверительность, а самому образу – эпичность, как ни парадоксально такое сочетание.Спектакль получился с юмором – слышен он и в музыке, в весьма тонком виде, виден и в приемах площадного толка.Так, Дон Жуан, готовясь исполнить знаменитую серенаду, по-русски кличет из зала музыканта с мандолиной: «Вася, иди сюда!» Зал Чайковского смело обживается как экспериментальная площадка. Особенно хорошо вписалась в советский антураж сцена на кладбище, когда Дон Жуан, хорохорясь перед Лепорелло, беспечно бросает вызов Командору. Оба другана в это время резвятся на правом балконе. Высвеченные на нем ниши и колонны похожи на однообразные склепы. А на одной из глупых, в сталинском стиле, ступеней стоит Командор с вечной филармонической икебаной над головой – она выглядела дорогим могильным венком.Загробный вид! В общем, часть публики дивилась, как аутентично, часть – как современно. И те и другие сошлись: свежо, незабываемо.Курентзис сейчас в большой моде, в том числе у молодой публики. Так ведь, наверное, хорошо? Это признак здоровья.Кто говорил, что классическая музыка умирает? В среде умирающих о моде, кажется, и разговора не заводят.Будем модными – в сентябре нас ждет очередной сюрприз «Classica Viva»: концертное исполнение «Золушки» Россини с Анной Бонитатибус в заглавной партии. Дирижер… кто бы вы думали? Правильно, весь из себя модный Теодор Курентзис, греческий трудяга на российской ниве.