Опаленные войной

Надежда Васильевна не ложилась спать уже несколько суток. «Что же будет? – думала она. – Как я одна с ними?» Беспокойные мысли давили комом. Какой уж тут сон! Скудные запасы еды, лекарств и мыла, взятые с собой, уже давно закончились. Одежда у детей поизносилась.Ей вспомнился июль 41-го, когда ее, учительницу физики старших классов, срочно вызвали в школу. Сказали, что она будет сопровождать детей младших классов в эвакуацию.Тогда начались ежедневные бомбардировки Москвы, и было принято решение о срочном вывозе детей из столицы. «Отвечаешь за каждого!» – строго наказали ей. На сборы дали ровно сутки.Надежда Васильевна быстро собрала небольшой чемоданчик, школьный портфель всегда стоял наготове на стуле за письменным столом. Написала письмо мужу. Утром поехала на Красную площадь, прошлась по московским улицам, а когда прибежала на Казанский вокзал, весь перрон был уже заполнен: родители, дети, бабушки. Прощались молча, крепко обняв друг друга. Никогда Надежда Васильевна не видела такими серьезными лица малышей. Сердце сжималось от этой пронзительной тишины.И только когда раздалась команда: «По вагонам!», чувства хлынули наружу. Что тут началось! Больно вспоминать. Крик, плач…Нет, не могла Надежда Васильевна больше думать об этом. Сейчас надо думать, как будем жить дальше. Ведь с ней сто мальчиков и девочек, разлученных войной с домом, с родными, с привычной для каждого из них жизнью. Во что их одеть, обуть, чем накормить, на что положить, чем лечить? Хоть головой об косяк бейся! Сказали, привезут, а куда? Что ждет их на новом месте? Поезд шел очень медленно.Останавливался на каждой развилке, у каждого полустанка. На крупных станциях удавалось выпросить немного еды в дорогу, но как разделить эти крохи на всех? На стоянках, где позволяло время, Надежда Васильевна организовывала выступления ребятишек. Кто стихи читал, кто пел, кто танцевал. За это их кормили горячей картошкой, хлебом с салом, даже щей горячих давали ребятишкам, поили их молоком.И кто же мог предположить, что их дорога так затянется и превратится в сплошную муку… Погруженная в свои мысли, она шла по вагону, привычным взглядом проверяя, все ли в порядке. Дети спали, прижавшись, положив головы друг другу на плечи, спрятав от холода маленькие кулачки в рукава пальто. Надежда Васильевна хорошо знала всех детей. Уже три месяца они жили как одна дружная семья.Тогда, в июле 41-го, их отвезли под Рязань, поселили в школе одного из колхозов, на полях которого ребята трудились каждый день. Было очень трудно, голодно, спать приходилось прямо на голом полу, не раздеваясь. Обстановка на фронте с каждым днем становилась все тревожнее.Враг остервенело рвался к Москве. Оставаться ей с детьми в приютившем их колхозе становилось опасно. И их в срочном порядке снова погрузили в эшелон, увозя все дальше и дальше от линии фронта, от столицы, от дома.– Неужели сдадим? Неужели не выстоим? – пронзали тревожные мысли. – Нет, не может этого быть, – успокаивала она себя.Надежда Васильевна вспомнила, как она с мужем приехала из Хабаровска по направлению в Москву учиться в педагогическом институте. Как они вместе по вечерам бродили по площадям, бульварам и улицам города и не могли налюбоваться его красотой. Вспомнила Кремль, Большой театр, Воробьевы горы, набережные Москвы-реки… Слезы полились сами собой.– Надежда Васильевна! – позвал кто-то из ребят. Она встрепенулась, рассердившись на себя за минутную слабость. Быстро вытерла глаза. Нет, не должны дети видеть ее слез. Она дала себе слово никогда больше не плакать, что бы ни случилось.– Надежда Васильевна, мы в Москву едем, да? – спрашивала девятилетняя Оля. – Я хочу домой, к маме. Я соскучилась! Очень! – и зарыдала, уткнувшись в колени учительнице.– Спи, Оленька, спи, милая. Скоро приедем, – поглаживая вздрагивающее исхудавшее тельце, только и смогла она сказать девочке.Самым трудным для нее тогда было отвечать на детские вопросы. Не могла она спокойно смотреть им в глаза, но и отводить взгляд было невозможно..Поезд остановился, светало. «Опять будем стоять целый день на разъезде, – подумала Надежда Васильевна. – Надо хоть чем-то занять ребят».И она снова стала вспоминать различные загадки, считалки, игры. Их-то она знала великое множество еще с детства, когда в Верхне-Удинске, где она выросла, ей приходилось присматривать за младшими братьями и сестрами. В семье их было восемь, и все заботы о них Наденька, как ее ласково все звали, делила вместе с родителями. Может быть, именно тогда и пришло к ней решение стать учительницей: ей нравилось заниматься с детьми. Мама не переставала удивляться, как Наденька справлялась даже с самым озорным непоседой – 12-летним братом Леней. Неугомонный фантазер, он обожал свою старшую сестру и постоянно ходил вокруг нее с умоляющим взглядом, прося: «Надь, а Надь, давай что-нибудь смастерим!» Она соглашалась, и они мастерили. Чаще всего – «оловянных» солдатиков. Наденька ловко вырезала фигурки из картона, кроила для них мундирчики, а Леня брался за краски…А потом она окончила педагогический класс гимназии. Было это еще до революции. Ее, как лучшую ученицу направили преподавать в младшие классы. Детвора и там ходила за ней, самой любимой учительницей, гурьбой.– Доброе утро! Доброе утро! – говорила Надежда Васильевна просыпавшимся детям, проходя по вагону и держа в руке маленького оловянного солдатика, в раскрашенном Леней мундирчике, того самого, из своего детства, с которым никогда не расставалась. Ребятишки улыбались. Начинался новый день. Один за другим дети собирались возле нее. «Куда это мы приехали? Где мы стоим?» – наперебой спрашивали они.Надежда Васильевна выглянула в окно и глазам своим не поверила: на здании вокзала было написано: Алма-Ата.– Кто здесь уполномоченный? – услышала она голоса с перрона. – Выгружай детей! Все! Приехали!Платформа была полна встречающих. Жители ближайших казахских аулов с цветами в руках встречали прибывших ребят, которых сердечно приняли в свои семьи…