Где погром – там пьянка!
А перед этим правительство приняло решение о высылке из страны всех немцев. И к концу мая только из Первопрестольной было выселено более 2 тысяч человек, начиная с владельцев крупных заводов, директоров компаний и кончая мелкими булочниками и рабочими. Газеты ежедневно публиковали списки «репрессированных».А кровавые погромы начались, как всегда, с «пустяка»: рабочие фабрики Гюбнера приостановили работу и потребовали увольнения всех немцев. Пикантность ситуации была в том, что на фабрике работали только эльзасцы, пользовавшиеся особым покровительством союзной нам Франции и никакой высылке не подлежащие. На соседней Прохоровской мануфактуре (знаменитая Трехгорка) тоже «брожения»: работавших там немцев обвинили в распространении холеры! На следующий день протест выплеснулся на улицы: рабочие с портретами царя и флагами двинулись на Дербеневку, к мануфактуре Цинделя. Полиции на улицах почему-то не было…Здесь, на фабрике, и произошла первая стычка. Избили управляющего, московского мещанина Карлсена. А потом его, окровавленного, бросили в реку. На берегу собралась толпа, которая с криками «Бей немцев!» и «Добивай его!» стала забрасывать тонущего камнями. Дочь Карлсена, сестра милосердия одного из московских госпиталей, прибежала на берег и упала на колени перед толпой, прося пощадить отца. Но в результате полицмейстеру Миткевичу с трудом удалось отбить ее саму у озверевшей толпы.Следующей жертвой стали две женщины – сестра управляющего небольшой фабрикой Шрадера Янсена и потомственная дворянка Бетти Энгельс, у которой два сына сражались в русской армии. Их утопили в Водоотводном канале…На следующее утро громили магазины, фабрики и квартиры иностранцев. Подкрепление погромщикам приходило с рабочих окраин и ближних пригородов. После полудня вся Красная площадь была запружена озверевшим народом, и в три часа дня начался сплошной погром.Вначале погром носил «идейный характер»: просили показать документы, удостоверяющие подданство и национальность хозяина. Одна из групп погромщиков несла с собой не только портрет нашего государя, но и его кузена Вильгельма. Потенциальной жертве предлагалось плюнуть на кайзера, и если он это делал, его оставляли в покое.Отказавшихся не было, а посему эта группа вернулась к себе, в рабочие казармы с заплеванным портретом Вильгельма, но без добычи. Поэтому тактику изменили: начали грабить и громить не только магазины, где на вывеске значилась не совсем русская фамилия, но и вполне «отечественных» торговцев.Как и всякий погром, московский сопровождался пожарами и вселенской пьянкой. Бутылки и бочки с вином и водкой, обнаруженные в магазинах и на складах, разбивались, а содержимое выпивалось, «не сходя с места». На Сухаревке образовалось целое море вина, вокруг которого ползали на коленях пьяные бабы, лакавшие выпивку, смешанную с кровью и грязью, прямо с мостовой… В итоге за несколько дней были убиты несколько человек, все главные торговые улицы города были разорены и разграблены, сожжены 732 помещения, а убытки составили (по самым скромным подсчетам) более 50 миллионов рублей… В Петербурге, как и полагается, обо всем этом узнали из газет.Московский градоначальник Адрианов отговорился «занятостью», а главноначальствующий Москвы князь Юсупов просто «не пожелал этого сделать». Погромы прекратил жесткой рукой прибывший в Москву генерал Джунковский, бывший когда-то здешним генерал-губернатором…Адрианова отправили в отставку, а Юсупова даже тронуть не посмели. В газетах велено было этой темы «не касаться», что в условиях цензуры военного времени сделать было совсем несложно. А потом и историки об этом «факте» стыдливо умалчивали.Неудобно все-таки…