Тебя Высоцкий ищет

Близкий друг Высоцкого с удовольствием согласился дать интервью нашему изданию: «Когда Володя умер, только «Вечерняя Москва» написала об этом». Мы сидим с Давидом Карапетяном на маленькой уютной кухне, и он рассказывает о своем лучшем друге с нежностью и удивлением, как о некой тайне, которую до сих пор пытается разгадать.– Это правда, что с Высоцким вас сблизила любовь к одной той же девушке?[/b]– Мы одновременно ухаживали за Татьяной Иваненко, актрисой Театра на Таганке. Она нас и познакомила. За Таней я ухаживал долго и без особого успеха, и однажды она мне призналась, что у нее есть любимый человек, из-за которого она даже развелась с мужем.Я, конечно, как типичный представитель кавказской национальности, был страшно недоволен. «Кто это еще такой?» Она ответила, что ведущий актер, да еще и певец, назвала фамилию, которая мне ничего не говорила. Во мне бушевал посрамленный Кавказ: «Что еще за Высоцкий, мало ли актеров! я?!» Тем более что я тогда выглядел неплохо, да и одевался хорошо. Потом она принесла мне записи Высоцкого. Я решил, что это будет какая-нибудь очередная «рюкзачная» романтика, которую я не любил. Но когда начал слушать, то возникло совершенно необыкновенное ощущение: поет свободный человек. А песня «Спасите наши души!» меня просто ошеломила. И я понял, что это совершенно необычное явление в нашей советской стране, которую я считал безнадежной. А через некоторое время Татьяна пришла с Высоцким к нам в гости без предупреждения.Открываю дверь, стоит Таня, улыбается белозубо, а рядом с ней какой-то парень. Я сразу понял, что это Высоцкий. Володя подошел к книжному шкафу. Вы знаете, это важный момент, ведь непонятно, наверное, почему Высоцкий – звезда – подружился со мной, армянским студентом. Что между нами общего? Ведь он тогда был знаком со многими знаменитыми людьми.Так вот ответ: сблизила нас любовь к поэзии. У меня была очень хорошая библиотека, жена Мишель привозила из Франции редкие книги. На полке стояли запрещенные поэты: Гумилев, Клюев.Володя, к слову, очень трудно сходился с людьми. Это легенда, что он был эдаким рубахой-парнем. Между прочим, он был жестковат. Вел он себя тогда, во время нашей первой встречи, довольно холодно, хотя предельно корректно. Он вежливо поинтересовался, понравился ли мне очень модный спектакль о Маяковском «Послушайте!», который тогда шел на Таганке. А я честно сказал: «Нет. Потому что не надо унижать Северянина, чтобы возвысить Маяковского». Он начал защищать свой театр. Мы немного поспорили и распрощались. Потом Татьяна мне передала, что я Володе понравился.– Высоцкий был адептом формулы «Дружба – это действие». Для меня он делал невероятные вещи, трогательные до слез. Володя знал, что я увлекаюсь политикой, и однажды утром приехал ко мне и спросил: «Хочешь Хрущева увидеть? Поедем немедленно». Пока я удивленно хлопал глазами, Володя набрал номер внучки Хрущева Юлии. Она сначала отказывалась, но Высоцкому удалось ее убедить: «Да, прямо сейчас, да, с другом».Предлог он придумал такой: двум актерам «Современника» срочно нужен совет. Через час мы были уже на даче Никиты Сергеевича. Я смотрел на него во все глаза и не мог поверить, что передо мной человек, от которого недавно зависела судьба всей страны. Мы разговаривали о Сталине, Берии, Бухарине, Микояне. Володя рассказал Хрущеву о своих проблемах, мол, песни ругают, выступать не дают.Чем больше мы с Хрущевым разговаривали, тем больше он теплел. В конце встречи Высоцкий хотел для него спеть, но гитары не оказалось.Другая история. Меня отказывались брать переводчиком в картину «Красная палатка» за то, что у меня жена француженка. Володя знал об этом и когда случайно встретил директора этой картины, с которым был знаком, спросил: «Почему вы не даете моему другу работу?» Тот промямлил что-то про связь с иностранкой. А Высоцкий заявил: «Но вы же понимаете, что это безобразие. Тогда давайте с этим безобразием бороться вместе». И меня взяли в эту картину.Между прочим, мы с Высоцким тогда еще едва были знакомы. Но больше всего меня тронул вот такой эпизод. У меня был безумный роман с одной девушкой, манекенщицей. Наши отношения постоянно балансировали на грани разрыва и, в конечном счете, привели к трагическому финалу: она отравилась, попала в больницу. Я однажды поехал к ней в Подмосковье выяснять отношения и пропал на неделю. Все это время никому не звонил. Когда все-таки вернулся домой, жена открыла мне дверь и первое что сказала: «Сумасшедший, где ты был? Тебя Высоцкий ищет». Володя за эти дни обошел все бары, где я мог быть, решил, что меня «замели», и уже придумал план, как меня спасать. А когда узнал, что я дома, тут же примчался. Он не спрашивал, что случилось, но было видно, что он очень хочет, мне хоть чем-то помочь. Высоцкий закрылся со мной в одной комнате и стал делать какие-то странные пасы вокруг моего лица, приговаривая что-то вроде: «Сейчас я с тебя все сниму». Не знаю, где он этого набрался, но растрогали меня эти его попытки хоть что-то для меня сделать в безнадежной ситуации до слез.– У Высоцкого был непростой характер. Неужели вы никогда не ссорились?[/b]– Был у нас один конфликт. Высоцкий очень любил водить автомобиль, причем на бешеной скорости. Я не понимал, зачем он так рискует: не думаешь о себе, подумай о пешеходах, которые могут пострадать! Так вот однажды мы с Высоцким на моей машине поехали на родину батьки Махно, которым я тогда очень интересовался, в Гуляй-поле.Володя набрал моментально огромную скорость, так что мы оказались в кювете. Привели в порядок машину, поехали дальше, и он снова безумствует: летит на красный свет. Тут я не выдержал и велел ему пересесть: «Дальше машину поведу я. Хватит!» Он подчинился, но выглядел, как обиженный мальчик, которого лишили единственной радости. И сказал только одну фразу: «Если будешь так со мной разговаривать, мы поссоримся. Я знаю, ты меня любишь, но…». А потом, когда мы вернулись в Москву, я узнал, что Высоцкий с восхищением всем рассказывает, что он сломал мне машину, а я, когда мы лежали в кювете в перевернутом автомобиле, только с усмешкой его спросил: «Ну, ты как?» В общем, он был очень отходчив. Впрочем, эта история его ничему не научила, он по-прежнему водил машину на огромных скоростях. Ему необходимо было это движение. Вперед, куда именно – непонятно, просто вперед. Высоцкий весь был энергия и движение, а я наоборот – пассив и созерцательность.– Я был большим поклонником батьки Махно и увлек этим Высоцкого. В Гуляй-поле мы, кстати, познакомились с племянницами Махно. Володя потом всем долго и увлеченно об этой поездке рассказывал. А спустя полгода Володя попал в больницу, меня вызывает Марина Влади и рассказывает: «Знаешь, что он мне первое сказал, когда я к нему в палату зашла? Махно! Прекращай это! Ты зачем ему эти мысли в голову вбиваешь! У него и так положение незавидное». И ее можно понять, Марина как любящая жена очень хотела, чтобы Володю официально признали.Высоцкий, конечно, был совершенно непредсказуем. Представьте. Лето семидесятого года. Мы сидим с Володей у меня дома. Компанию нам составляют две девушки: Аня и Галина – манекенщицы, тогда их называли демонстраторами одежды. Галиной Володя был очень увлечен. Девушка была удивительно красивая, с тонкой-претонкой талией. Такую талию я видел еще только у одной женщины – Ирины Алферовой. Хорошая Галина была девочка, очень скромная, в общем лермонтовская Бэла. Ну, продолжаю: Володя абсолютно трезвый, три часа дня, август, жара страшная. Помню, что на Высоцком была голубая футболка, которая ему замечательно шла.Сидим, болтаем, и вдруг Володя говорит: «Давайте я для вас, девочки, спою!» С чего бы, спрашивается? Тем более что девушкам не очень нравилось творчество Высоцкого, им ближе и понятнее был Окуджава. Володя выходит на балкон и говорит: «Слушайте». Я ожидаю какую-нибудь из его лирических песен. Он берет гитару. Володя всегда не просто пел, это была настоящая атака на окружающих. И вдруг он начинает «Охоту на волков». Своим мощнейшим голосом. Девочки шарахнулись от ужаса. У них на лицах было написано: «А при чем здесь мы?» А я смотрел с балкона вниз, на прохожих, и думал: «Поднимите же голову вверх. Живой Высоцкий поет».Никто не догадался, думали, наверное, какой-то, вольнодумец включил магнитофон.– А у вас, близкого друга Высоцкого, есть своя версия относительно того, кто был главной любовью его жизни?[/b]– Главная женщина, конечно, Марина Влади. Она очень много ему помогала, и возможности у нее были, потому что с ней считались. Но потом он стал ей изменять. Хотя Володя был очень чистый человек, он не ставил себе целью переспать с максимально большим количеством красивых женщин. Ему женщины, в первую очередь, были нужны для вдохновения. Ему нравились только очень красивые и аккуратные девушки. Но он не выносил потребительского отношения к себе.Еще не любил болтушек и эмансипированных девиц. Женственность он очень ценил… Татьяна Иваненко как-то в разговоре со мной назвала Высоцкого «вечным парнем». Она делила всех мужчин на хороших мужей и вечных парней. Он не мог быть хорошим семьянином, не мог успокоиться на одной женщине.Женщин, конечно, возмущало это качество Высоцкого. Но я так считаю: хочешь хорошего мужа – выходи замуж за секретаря парткома.– Многие диссиденты на этом своем протесте сделали себе имя. У него не вызывали восторга заявления: «Не люблю советскую власть!» Не любишь, так сделай что-нибудь, хотя бы напиши. Высоцкий был поэт, а поэт выше диссидентства и вообще политики.Уровень другой. Все его страдания оттого, что жил в это время, которое он сам назвал: «Мы дети страшных лет России, безвременье вливало водку в нас».Вы знаете, Володя очень боялся, что его не выпустят во Францию. У них роман с Мариной Влади длился уже пять лет, когда Высоцкому все-таки дали добро на выезд. А я заехал к ним случайно и застал их приготовления к отъезду. Они очень волновались оба, особенно Высоцкий. Он до последнего момента не верил, что его отсюда выпустят. Мы с близким другом Высоцкого Всеволодом Абдуловым тоже заразились этим волнением, поехали к Севе домой и решили, что всю ночь не будем спать, а будем пить за их благополучный отъезд. Так и сделали, а утром позвонили Володе: «Мы уже видим тебя в Париже».– Он говорил о каком-то из приятелей: «Я с ним раздружился. Не тот оказался». Вы знаете, попросить его спеть – это ведь тоже маленькое предательство. Я, например, ни разу не попросил.