«Я в будущем прописана…»
Однажды Казаковой позвонил какой-то знакомый поэт и пожаловался на творческий застой. «Я весь измучился! Скажите, писать мне или не писать?» – стенал любимец муз. Римма Федоровна, рассерженно бросив трубку, проворчала: «Настоящий поэт не имеет права задавать такие вопросы. Не можешь – не пиши. Не можешь не писать – мучайся. Это твоя судьба!» В эти дни известная поэтесса отмечает двойной юбилей – возрастной и творческий.– А какой реакции вы ждете от человека, у которого отняли возможность заработать на хлеб насущный, которому прямо сказали, что в нем не нуждаются? Официальная позиция нынешней власти такова – писателей в стране нет.До сих пор не принят закон о творческих организациях. С 1991 года литераторы не имеют права на трудовой стаж. Так мы стали духовными бомжами в своем Отечестве. После того как нас выгнали на улицу из здания Союза писателей СССР, так называемого дома Ростовых, мы стали натуральными бомжами.У нас недавно была встреча с высокопоставленным кремлевским чиновником. На вопрос, почему власть не помогает писателям, он жестко ответил: «Вы сами этого хотели». Что-то он перепутал… Хотели этого лишь диссиденты и отдельные личности, которые не нуждаются в государственной поддержке. А большинство московских писателей – это литературные работники, без которых нет и не будет литературы. Но нынешняя власть делает все, чтобы мы были недовольны ею. Может быть, это советская точка зрения, но я считаю, что власть надо не любить, не восхищаться ею, а сотрудничать с ней. Сегодня мы – незадействованная культурная и идеологическая сила, вынужденная «кофточки вязать». А могли бы работать в школах, проводить мастер-классы, растить новое поколение творческих россиян.Правда, Федеральное агентство по культуре немножечко помогает нам. Оно дает стипендии (чуть больше 600 рублей в месяц на человека). Всего их 34. Но мы направляем эти деньги не на развитие, а тем литераторам, которые уже не могут работать, прикованы к койке. Помогаем им дожить.– У меня есть знакомая певица, которая исполняет в том числе и мои песни. Она имеет особняк за городом, шикарную машину и вообще очень обеспеченный человек. Теперь ты ответь мне – почему у меня всего этого нет? Когда меня приглашают выступать, то спрашивают, сколько я стою. Я говорю: а вы спрашиваете у какой-нибудь Кати Лель, сколько она стоит? А она стоит дорого.Чтобы мне заплатили за одно выступление полторы тысячи долларов – я этого не представляю! Власть считает, что мы, литераторы, и сегодня должны являться народу, как Иисус Христос, в «белом венчике из роз», бессребрениками, не требуя за труд ни платы, ни похвалы.– Большое-пребо-ольшое спасибо! Рынок, значит, не для нас?…– Приглашают… Но если мне надо провести совещание или творческую встречу молодых литераторов, то я вынуждена идти с протянутой рукой к спонсорам.– На Москву лучше смотреть с высоты птичьего полета. Оттуда она – прекрасный город! Мое чувство к Москве очень многогранно. В нем есть что-то провинциальное, что я выразила в стихотворении «Крымский мост»: Есть и другое чувство – «У красных стен Кремля, у этих стен кирпичных, понятнее земля и пенье струн скрипичных». Вы никогда не прикладывали к ним руки? Они, кирпичи, – всегда теплые. Москва – живое существо. Сегодня она хуже, завтра будет лучше. Но все это «хуже-лучше» можно взвешивать только на исторических весах.Сейчас у меня в Москве, кроме этой квартирки (слава богу, что она есть), нет ничего – ни машины, ни дачи, ни богатства. Я без них не страдаю. У меня другая система ценностей. Полагаю, что я счастливый человек. По моим ощущениям, у меня есть читатель… Меня больше огорчает то, что Союз писателей Москвы является бездомным. Мне кажется, что глава нашего города мог бы нами заинтересоваться. Почему бы ему наш небольшой аппарат не взять на содержание? Это очень небольшие деньги. Да и я бы не ходила, без конца не попрошайничала. Ведь у нас работают творческие гостиные, работают совещания молодых писателей. Мы вручаем наиболее успешным литераторам премию «Венец». Помогаем им, когда находим деньги, издавать первые книги. В Москве есть литературная среда, творческое сообщество, которое было бы очень радо, если бы власть обратила на него хоть небольшое внимание.– Недавно мы провели очередное, 5-е совещание молодых писателей. Я удивлена тем, какие замечательные, талантливые ребята приходят в российскую литературу. Они уже дети этой эпохи.Они уже не ждут помощи ни от правительства, ни от каких-то других инстанций. Если им нужна оценка их творчества, то они собираются в объединения и читают друг другу стихи. Если им надо издать свою книгу, они не ждут ничьей помощи, а ищут спонсоров. Они очень способные. Работают на полную катушку, пропустив через себя все, что было написано до них. Прекрасно пишут и очень интересный народ. Мы уже 17 молодых прозаиков, поэтов и драматургов приняли в наш союз.– Вы пропустили строчку – «Ну а может, вы настали?» Ее надо вернуть. Я не знаю, прошли мои годы или только настали. Ведь молодость – это состояние не только тела, но и духа. Сегодня дух мой молод. Я работаю. Из того, что уже создано, можно издать книгу. Пишу немножко прозу, стихи… веселенькие. В прошлом году совсем неожиданно для меня издательство «Эксмо» предложило напечатать мои стихи. Первый сборник оказался востребован читателями, и тогда были изданы еще два моих сборника – «Стихи о любви» и «Ты меня любишь», четырех- и пятитысячными тиражами. Сейчас я готовлю новую книгу стихов под условным названием «Пора».– Как писал Константин Симонов, «что ж, пора, поправив автоматы…» В новой книге будут стихи и немножко прозы. Все о том, что «пора уже другом внимательным быть и все, что имеем, серьезно любить, забыв вариант идеальный. Очнись и обманутым не окажись! В запале еще, но окончится жизнь, как будто сезон театральный…»