Диалоги Бертмана с кармелитками

«Диалоги кармелиток», с одной стороны, очень бертмановский спектакль, а с другой – совсем нет. Он кажется инородным для «Геликон-оперы», потому что вызывающе аскетичен, будто и в самом деле его создатели вели монашеский образ жизни. В нем почти нет ярких, запоминающихся сцен (кроме последней), мало провокационных деталей.Действие на сцене и правда происходит в монастыре. Монахини, якобинский террор, гильотина… Никаких современных аллюзий, мало не относящегося впрямую к действию. Просто классицизм какой-то.Однако Бертман не был бы Бертманом, если бы просто развел певцов по мизансценам и слушал оперу, которая действительно (замечание для огульно ненавидящих музыку XX века) совершенно прекрасна, в чем немалая заслуга дирижера-постановщика Владимира Понькина, компенсирующего сдержанность постановки яркостью музыкальных картин.Несмотря на костюмы, близкие к реальному времени, и конкретность событий (казнь 16 кармелиток, отказавшихся подчиниться требованиям революционного трибунала), спектакль решен в достаточной мере условно.Дом маркиза де ля Форс, монастырь, площадь, все это – стена из мятой жести бронзово-золотистого цвета во всю сцену (художники-постановщики – Игорь Нежный и Татьяна Тулубьева). Посредине стены – горизонтальный проход наверх, скрываемый большим той же фактуры жестяным панно, с дверью. Если его приподнять с одной стороны, получится кинжал – символ террора, если поднять совсем – крест, символ мученичества и жертвы.В финале мученицы идут по нему на смерть, поднимаясь вверх. А внизу солдаты катают шары, как в боулинге, попадая в дальний конец сцены, где каждый раз со стуком опускается с косым лезвием дверца – нож гильотины. Шар – голова...Этот финал на грани дурновкусия, но очень эффектен, действует эмоционально сильно. Смерть, как говорила героиня «Обыкновенного чуда», груба и безобразна, она приходит с мешком отвратительных инструментов. Почему бы не с шарами из кегельбана? «Диалоги кармелиток» в «Геликоне» – не просто коллективное житие компьенских монахинь, которые умирают «для других и даже вместо других», а более общее и, если угодно, всегда современное размышление о силе и красоте человеческого духа. Святость в спектакле не выхолощена и не завышена – наоборот, она нарочито снижена. Изобретательный Бертман для оперы, в которой решительно нет любовной истории, придумал пару влюбленных: священник и мать Мария, которая в исполнении Марии Масхулия наделена очевидным демоническим началом – потому и свеча у нее в руках не зажжется, и к мученической смерти избранных она не допущена.В спектакле много интересно продуманных деталей, нюансов. Так, неожиданно обращает на себя внимание своеобразная мини-гильотина – игрушка бильбоке в руках у Шевалье де ла Форс. Затем эта же игрушка возникает у главной героини оперы Бланш. Ее история встроена в историю кармелиток без натяжек, органично и интересно. Хотя, сравнивая двух исполнительниц партии Бланш в разных составах, можно сказать, что Наталье Загоринской больше удается болезненная фантазия героини, а Татьяне Куинджи – страх Бланш и его преодоление.Спектакль, как и сама опера, выстроен четко: каждое из двух действий ведет зрителя к наивысшей точке – молитве. Через скорбь и страдания к просветлению – идея катарсиса, реализованная «Геликоном» в «Диалогах кармелиток».