«Петь можно научить любого. Даже Галкина»

[b]«Несмотря на то, что аккомпаниатор по сравнению с певцом как бы на вторых ролях, я всегда чувствовал себя на первых», – утверждает маэстро Оганезов. И с этим, как говорится, не поспоришь. Больше 40 лет он за роялем. Аккомпанировал буквально всем знаменитостям: Кобзону, Миронову, Винокуру, Арканову, Голубкиной, – список можно продолжать до бесконечности. Нет такой песни, которую бы Левон Оганезов не знал. Да и сама жизнь его – как сложная, красивая песня.– Чтобы показать вам несколько фото, я перерыл все свои альбомы, – так Левон Саркисович начинает экскурсию по собственной квартире. – Знаете, в моей жизни было много переездов, особо ценные и памятные фотографии уже утеряны. Жаль, конечно. Мне нравится, как у знатных особ принято – на стенах вывешивать все ценные портреты: дедушек, прадедушек, прапрадедушек. И я бы вывесил, ведь мой дед – фигура тоже знатная...– Нет, нет... Ну ладно, слушайте. Был такой министр Лорис-Меликов в XIX веке, по происхождению армянин. Так вот, он вызвал к себе в Петербург всю обслугу из Армении: нянек, прачек, поварих. В том числе и башмачника, которым и был мой дед Сергей Артемович.– Почти всю. Мои родители поженились на Кавказе в конце 1918 года и потом бежали в Россию, в Москву. Дело в том, что революция в Москве или Питере – это одно, а революция на Кавказе – совершенно другое. Мгновенно образовалось множество бандитских группок, которые затеяли передел собственности, и наступило страшное время – настоящая резня. Одно слово – Кавказ! Мой папа был ремесленником, а мама в свои неполных 16 лет только закончила гимназию. Они не были такими уж богатыми, а вот кто в нашей семье и был зажиточным, так это дед по материнской линии: у него дом всегда был полная чаша. Но его убили бандиты, которые что-то не поделили на местном рынке, где дед держал несколько лавок. В общем, мои родители добрались до Самары, и там папа со своими братьями открыл кожевенное производство: они производили кожу и сами шили из нее обувь. В Самаре родились мои старшие брат и сестра.Кстати, однажды, когда я был на гастролях в Самаре, мне показали дом, где жили мои родители – избушка из трех комнат. Я испытал сложные чувства. Романтический возраст давно закончился, и я смотрел на все окружающее довольно предвзято. Вот дворик мне понравился! Такое дежавю – будто я его где-то уже видел. А в середине дворика – срубленный пень – я понял, что для семьи он служил столом...– Была у нас учительница такая – вот уж осколок империи! – дочка одного крупного нефтепромышленника из Баку. Помню, она любила рассказывать, как ей каждое утро в спальню приносили букет роз из сада, чтобы она просыпалась от запаха свежих цветов... И вот однажды эта учительница говорит: «У мальчика хороший слух, его нужно учить!» И уже в пять лет я поступил в подготовительный класс Центральной музыкальной школы.– У вас классическое консерваторское образование. Почему же вы выбрали такой легкий жанр, как эстрада?[/b]– В те годы существовало три места, где можно было работать концертмейстером. Московская филармония, где была своя мафия, и куда просто так не брали – там были очень высокие оклады.Потом театры, где платили копейки (кроме, разумеется, Большого). И Москонцерт. Вот в Москонцерт я и пошел. Помню, аккомпанировал Шульженко. Она просто умоляла, чтобы я согласился с ней работать. Дело в том, что для меня Клавдия Ивановна не являлась такой уж значимой фигурой, мне было с ней неинтересно. Знаете, есть такие женщины, которые выходят замуж не за богатого, а по любви.Вот так же и в моем случае с Шульженко... В те годы были в моде квартет «Аккорд», Йошпе и Рахимов, Иосиф Кобзон.– А с ними можно было на гастроли ездить. Так, я мотался по городам с 40-минутными концертами с Гурченко, Голубкиной, Анофриевым. Конечно, халтура, но, понимаете, ведь тогда музыканты получали очень мало и брали свое не качеством, а количеством. Мы, например, за три дня давали 12 концертов, благодаря чему я не нуждался.– Я всегда играл очень ярко, тем самым привлекая к себе внимание. Не внешним эффектом, а самой игрой. Поэтому чувствовал и чувствую себя всегда не на вторых, а на первых ролях!– Скажите, тяжело работать с Кобзоном?[/b]– Ну, если ему сопротивляться, то тяжело, а если выполнять все его условия, то очень легко. Иосиф – человек прагматичный: хочешь участвовать в его программе – участвуй, хочешь предложить что-то свое – предложи. К логичному совету он всегда прислушается. Единственное, во что я не вмешивался никогда – это куда ехать на гастроли. Иося обстоятельно продумывает все детали, которые сопровождают его жизнь.– С Иосифом Давидовичем было много ярких историй. Вот совершенно гениальная, которая подтверждает тот факт, что у Иоси неординарные мозги. Мы в Южной Америке с гастролями проехали уже несколько стран. Нас возит импресарио, который выплачивает только суточные, а полный расчет обещает в конце турне. И вот последний концерт, а импресарио говорит: дескать, сегодня день зарплаты, и я пойду поменяю нашу местную валюту на доллары.Концерт начался, а Иосенька ходит по коридору, весь в своих мыслях, и вдруг заявляет переводчику: «Валя, звони в полицию». Приезжает полицейский, Иося ему говорит: «У меня есть подозрение, что наш импресарио с нашими деньгами уехал в аэропорт». Полицейский сомневается: мол, если ваши обвинения ложные, мы будем вынуждены посадить не его, а вас. Что ж, Иося согласился.Полицейские едут в аэропорт и находят этого самого импресарио. Он, оказывается, уже взял билет в Мексику и ждал самолета с полным чемоданом наших денег...Помню, я спросил тогда: «Иося, как же ты догадался?!» И знаете, что он мне ответил? Я, говорит, почувствовал. У него есть чутье настоящего бизнесмена и игрока.– Конечно, мы вместе с ним разыгрывали всех подряд. Например, Женьку Мартынова, помню, разыграли от нечего делать. Дело было в Мексике. Винокур живет в одном номере отеля, Мартынов – в другом. Володя звонит к нему в номер и с иностранным акцентом говорит: «Мы узнали, что вы здесь. У нас очень хорошо знают ваши песни, в Мексике вы самый популярный композитор. Мы хотели бы пригласить вас на радио, заплатим денег...» Мартынов просто обалдел. А Винокур спрашивает: «Что-нибудь новое у вас есть?» И Женька прямо в трубку начинает петь свои новые песни. Мы на том конце провода просто умираем со смеху. Как же Мартынов расстроился, когда все карты были раскрыты!..– Я где-то читала, что Андрея Миронова эстрадному искусству обучил его отец Александр Менакер.[/b]– Это правда. Дело в том, что Александр Семенович Менакер был человеком очень образованным, всеядным даже. Он писал сценарии, составлял программы совместных номеров с Марией Владимировной.Кстати, до того, как он женился на Мироновой, Менакер был куплетистом, эстрадным артистом. И эстрадный опыт тех лет Александр Семенович передал Андрею. Например, был такой спектакль «Интервенция», в котором Андрюша изображал одесского конферансье. Там все подсказано папой, все движения. Так что у Андрюши, кроме образования театрального, было еще и отличное домашнее образование. Поэтому на эстраде, в отличие от многих драматических актеров, он чувствовал себя свободно.– Это было начало 90-х, и в России работы для меня почти не было. Вот я и решил уехать в Штаты, тем более что там с трудоустройством было все в порядке. Но решиться на этот шаг меня подтолкнула еще одна мысль. К тому времени в Америке уже жила моя старшая дочка, а младшая была с нами, в Москве. И я подумал, что это подходящий момент их соединить. А теперь у меня две дочки живут в Америке: старшая замужем, а младшая еще нет – учится в аспирантуре.– Кстати, такую вещь вам скажу: не только музицировать, но и петь, считаю, можно научить любого. Вот Максим Галкин не умел этого, но он решил делать музыкальные пародии, мы с ним репетировали. Через некоторое время его исполнение стало вполне чистеньким. Так что слух – это всего лишь «мышца», которую можно «накачать».