До первого глотка

…Вчера в метро увидела спящую. Косматая, немытая, на весь вагон от нее разит… понятно чем. Бомжиха – как-то все-таки пробираются они в метро, несмотря ни на какие заверения, что с этим наконец-то покончено.Почему пробираются? Может, по недогляду, а может, по жалости сотрудников. А жалость, между прочим, тут, ох, как не нужна, ох, как же она мешает. По себе знаю. Испытала. Проходила. Сейчас вспоминаю, как жила, и такая оторопь берет, аж выть хочется. Но забывать не хочу, не имею права.Мы ведь, женщины, на ниточке висим, по лезвию, по самому краешку пропасти ходим – и порой сами того не ведаем! Ну зря, что ли, говорят про то, что женский алкоголизм неизлечим? Точно так, удостоверяю и подтверждаю личным, так сказать, опытом и горьким примером. И если пишу, что «бывшая» я нынче алкоголичка, то это, правду сказать, неправда.Правильнее – «временно не пьющая». Потому что легкая, пятиминутная операция – живот надрезали да пять таблеточек махоньких, вроде ношпы, в разрез заточили, да шовчик крохотный наложили, а через год он рассосался бесследно, хоть на пляж, хоть в баню, ничего не заметно, – так вот, простенькое это «торпедирование» меня не ВЫЛЕЧИЛО. Я это прекрасно понимаю, да и врач то же говорил. Лишь тормознуло на пять лет, за эти пять лет я спокойна: ни водки, ни пива, ни вина мне просто-напросто не хочется, пусть все вокруг хоть удрызгаются, а мне хоть бы хны. Не тянет! Или, скажем, стресс, который в иные годы я «снимала» водкой с апельсиновым соком или джин-тоником, так теперь он сам собой проходит: поволновалась – и перестала.Но гарантия у меня такая только на пять лет, а что дальше? Кто знает? Никто! К чему я все это? Чтобы все ясно понимали: невозможно «вылечиться» насовсем, нет таких средств и препаратов, а если и дует вам в уши реклама, мол, метод такой-то, метод сякой-то, щадящий курс, можно «пить в меру» и не опохмеляться, так вы не верьте. НЕТ ТАКИХ МЕТОДОВ!А был бы, то по всей земле о кудеснике, что метод этот разработал, слава шла, потому как нобелевский лауреат… Вот почему меня эта реклама бесит.Помню, врач, который мне «торпедо» в живот вшивал, так сказал: зависимости у вас, матушка, не будет ровно пять лет, а что потом – сами решайте. Трезвой захотите остаться, а тянуть будет – милости просим опять. Если же поймете, что не можете без выпивки жить, валяйте, у нас свободная страна.Чем ближе этот срок, тем все чаще и все острее задумываюсь я: как жила и как буду жить? И почему это приключилось со мной, именно со мной? Вроде в родне никаких запойных алкоголиков и психопатов не водилось. Смолоду, как и все, пропускала рюмочку-другую под праздник, и наутро никакая голова не болела. Почему же так все стремительно покатилось под откос после тридцати пяти? Коварный женский возраст, что и говорить, а времена какие были – середина 90-х, вспомните…Тогда навалилось все сразу и вдруг: развалился мой институт, попал под сокращение муж, занялся было бизнесом, да прогорел, из него тот еще деляга, начал пить, а у нас ведь двое детей…Что-то время от времени он зарабатывал частным извозом, но потом разбил спьяну машину-кормилицу. Я тоже чего-то пыталась, трепыхалась, сшибала какие-то гроши уборщицей с высшим образованием.А в голове вертелось: ну за что мне такое? Почему у других мужья ухитряются наловить рыбы в мутной воде, и жены обласканы и любимы, а у нас скандал на скандале, попреки и упреки, ни денег, ни любви, только за бутылкой и миримся… А еще была смертельная, жалящая в самое сердце ненависть, зависть, злоба к другим, которым живется лучше. И чтобы не жалило, чтобы не казалось все постылым, опять же – рюмочка-другая, бутылка.Потом и бутылки стало мало. Начался жуткий колотун по утрам. Когда останавливается сердце, когда ты его уже не чувствуешь. Когда крючит руки-ноги и обручем схватывает голову. Лишь смертная тоска-чернота вокруг…И единственное спасение – глоток, который обжигает глотку, но зато потом растекается по телу, и отпускает, отпускает… До этого глотка тебе все равно, как ты выглядишь, какой тебя видят окружающие, что о тебе думают. Нет, в метро под лавкой я не спала и бомжихой вонючей не стала. Но все окрестные ларечники знали меня в лицо. И жалели. В долг давали.А я стояла и тряслась… У меня были лыжные штаны – красного цвета, с лампасами, от хорошего когда-то лыжного костюма, оставшиеся от той, прежней жизни, когда мы с мужем были молодыми и катались с гор, выезжая в зимний, чистый-чистый от снега подмосковный лес. За годы штаны вытерлись, выносились и годились разве что на тряпки половые. Так я в этих штанах и бродила от ларька к ларьку.Да и не это было самое страшное. Чего никогда не смогу себе простить и вечно буду жить с этой виной: за пивом, даже за водкой иной раз посылала сына старшего, мальчика моего золотого. С записочкой, каракулями дрожащими нацарапанной, мол, это не ему, вы уж поверьте, это маме его…Потом без записочек отпускать стали, привыкли. А сама я дойти не в силах была, не в состоянии, ни выползти из подъезда, ни встать с кровати. Непрощенный и непрощаемый это мой грех. И только одно слабенькое утешение: может, видя мерзкую мать свою, запомнив меня такой, детей моих минует ужасная эта пагуба? Ну, что-то вроде прививки от выпивки.Муж меня бросил. Сам, говорит, пью, а на тебя смотреть противно. А соседи жалели и подруги – те, что не разбежались: приносили, наливали, «подлечивали». Ну хоть бы кто сказал: а не пора ли завязывать? Есть же врачи, могут помочь, пусть не вылечить, но хоть тормознуть, ведь двое детей…Как-то утром я проснулась и подумала сквозь боль и черноту, ставшие уже моими постоянными утренними спутниками: а что как не проснусь однажды вовсе? Подойдут Сашка с Машкой к постели, а я уже дохлая и холодная. И тогда, стуча зубами, выпила я последнюю заначку, припасенную с вечера четвертинку, чтобы совсем не окочуриться, – и все.Как я продержалась неделю – столько нужно было не пить, чтобы потом пойти к врачу и сделать ту самую операцию, сама не знаю. Первые два дня выла, зубами подушку грызла, сама себя чуть к батарее не привязывала. На третий день, самый тяжкий, хотела плюнуть: ради чего мучаюсь? Мужа все равно не вернуть, детей государство прокормит, а моя жизнь так и так кончена… А Сашка с Машкой на цыпочках вокруг меня ходят, все анальгин да воду носят, да валидол под язык, потому что организм мой требовал, вопил: водки мне, водки! Я не давала, и он мстил мне, крючил внутренности, как сквозь мясорубку пропускал…Перетерпела я и четвертый, и пятый день. Полегче стало. И тут возникла подлая, дурная мысль, самообман всех алкоголиков: вот же, могу пить, а могу и не пить.Хренушки! Чушь это, мираж, дым, пустота. «Сама» только-только на своих двоих до врача.С деньгами, естественно. Я в ломбарде последнее, на «черный» день оставленное бабушкино колечко заложила…Было это ровно четыре года назад. Мне остался год. А что потом? Сейчас я работаю, все наладилось, муж, правда, не вернулся, другую нашел, но и у меня на личном фронте не пусто. Но иногда обидно: даже на Новый год нельзя, даже шампанского, ну, от шампанского-то что будет, от капельки? Но это я уже проходила, эти капельки, эти рюмочки.Ведь у меня двое детей. Сашка и Машка.