Псой Короленко: Главное — это полная открытость

Угар, лингвистический рэп и вавилонская башня языков (начиная с идиш и заканчивая языком утихомирившегося шансонье деконструкции Ж. Дерриды). Аудитория то погружается в философские размышления под аккомпанемент знаменитой псоевой гармохи (на самом деле — младшей модели синтезатора Casio), то дружно скандирует: «Буратино был тупой!» А молодежный филолог и акын, боди-сингер, музыкальный перформансист и странствующий проповедник продолжает свою шаманскую песнь.— Сейчас я прежде всего — ученыйскоморох. Я езжу по разным странам и выступаю в университетах с новым оригинальным жанром «лекция-концерт». Восстанавливаю старинный дух европейской университетской культуры. Тогда не было такой принципиальной разницы между ученым и скоморохом.— Я им навязываю свой жаргон. После того как я появился у Диброва в «Ночной смене», у моих студентов вошло в поговорку: «Тупой, как дрова».— Христианство — связь с Псоем Египетским. Конец века, распад империи, национальный вопрос, а также тема страха — связь с писателем Короленко. Образы животных — имя Псой напоминает пса. Еще Псой похоже на Цой — элементы рок-песни. А в Праге мне запретили писать на афише фамилию Короленко, сказали, что все подумают: это украинский гастарбайтер.— Я понял, каким должен быть современный акын. Главное — это полная открытость. Я выхожу к людям практически совершенно голый. Обычно в переносном смысле, хотя вот на представлении «Новые Скоморохи» в О.Г.И. я был голый по-настоящему, весь в меду и в перьях. На концерте, посвященном Иву Монтану, я разделся до пояса в песне Coeur de mon coeur. Это оголение тела символизирует обнаженность души. Еще будет концерт в бане.— Дело не в славе, а в работе с самыми различными аудиториями. Это должно соответствовать разнообразию песенных традиций, с которыми я работаю.— А и не надо быть подкованным. Мои песни обращаются прямо к душе. Ошибка думать, что я пою для каких-то особых продвинутых интеллектуалов. Я пою для простых людей о простых вещах — про любовь, про человека, про Бога. Главное в моих песнях — сочетание рефлексии и спонтанности.— Я прежде всего отменил бы письменный экзамен по литературе в виде сочинения. А набор писателей в школьной программе — это канон, сложившийся в силу объективных социальных, экономических, культурных причин.Надо менять не набор писателей, а их интерпретацию. В школе преподают литературу как какую-то учительницу жизни, навязывают ученикам набор архаических стереотипов поведения, а в наше время это просто вредно.— Я сжег роман Достоевского «Преступление и наказание» под впечатлением от трагедии, которая произошла незадолго до этого. Одна моя знакомая девушка из Твери была убита своим приятелем, который возомнил себя каким-то новым Раскольниковым. Потом нашли его дневники, там были цитаты из Достоевского. Конечно, это не значит, что Достоевский виноват. На этой акции речь шла о нашей собственной агрессии, вчитанной в книгу. Еще я сжег мой любимый роман Стивена Кинга «Сияние» из-за сильной идентификации с героем, которого играет Николсон.— Меня практически невозможно вывести из себя. Что же касается Гудзона, то об этом прямо говорится в моей песне I Have A Dream. Есть три врага — agression (гнев), depression (уныние) и addiction (зависимость, пристрастие). Их-то и надо бросить в Гудзон, поскольку они постоянно искушают нас.— Она бы сказала: «Charmant!»