Идущий на смех

Александра Семеновича знают все. То есть не все знают, что знают, но тем не менее… Короче говоря, многие шутки Каневского стали народными, оторвались от автора и живут своей жизнью. Поэтому можно сказать, что многие знакомы с Каневским, хотя даже не подозревают об этом. Александр Семенович написал множество интермедий для таких популярных в шестидесятые годы персонажей, как Тарапунька и Штепсель. Одно их появление на телеэкране или сцене вызывало улыбку. Еще Каневский – автор сценариев мегапопулярной передачи «Кабачок «13 стульев». Во время эфиров этой программы «вымирали» советские города и села. Пани Моника, пан Спортсмен и другие персонажи «Кабачка» становились почти что родственниками для миллионов советских людей. Еще Каневский сочинял короткометражки для киножурнала «Фитиль». По его пьесам ставились спектакли… А в 90-е годы уже немолодым человеком Александр Каневский эмигрировал в Израиль. Казалось бы, чужая страна, другой язык, иные нравы должны были «убить» юмориста Каневского. Как шутить, если неродное все вокруг, если поводы для смеха другие и ты не вполне их понимаешь? Но творческой смерти не произошло. Каневский продолжает активно работать. Недавно мы встретились в Тель-Авиве и поговорили о прошлом, настоящем и будущем писателя. – Стараюсь, конечно, общаться почаще, но время… оно, как ржавчина, стирает отношения между людьми. На презентацию моей книги «Смейся, паяц» недавно приехали мои коллеги – Леонид Якубович, Генадий Гладков, Юлий Гусман, Валентин Гафт, Борис Грачевский, Армен Джигарханян, Клара Новикова и многие другие. Это меня, конечно, радует. Они ведь подверглись страшным испытаниям – деньгами и славой, но остались людьми. А многие из знакомых, и даже друзей, в прошлом испытаний «медными трубами» не выдержали. Мне это больно. Я рос и взрослел с этими людьми. Это как раны, которые не затягиваются… – Я не любил писать, если не любил человека. Должен был увлечься им, почувствовать его – тогда шутки, подходящие для этого человека, этого персонажа рождались сами собой. Эстрада – моя первая любовь. Конечно, я «погуливал», изменял ей с кино, с театром. А вот в прозу пришел много позже. Но юмористическому взгляду на вещи оставался верным всегда. Когда первый тираж моей книги «Смейся, паяц» очень быстро разошелся, я был удивлен. Но тогда было немного не до того, начались хлопоты, связанные с отъездом. Я эмигрировал в Израиль и уже здесь узнал, что в России было еще одно «бандитское» переиздание. Я обратился к адвокату, но он сказал, что ловить коголибо бессмысленно. В России всегда авторское право плохо охранялось и, наверное, будет плохо охраняться. Но утешает одно – раз воруют, значит нравится (). – Я долго не мог приступить к работе. В мою жизнь пришла большая беда. Девять лет назад умерла моя жена Майя. Она была удивительная женщина. В ее честь в Израиле назван центр семьи и планирования – «Майя». Этот человек был для меня как воздух. Мы прожили вместе сорок три года. Я плохо себя с ней вел, был вспыльчивым, эгоистичным, как избалованный ребенок. Бог дал мне талант и внешность, и я бы прыгал по жизни, как кузнечик. Но Бог мне послал такого человека, как она. Она чувствовала все беды, просыпалась среди ночи, когда чувствовала, что с кем-то из близких случилась беда. Я жил рядом с ангелом и не замечал этого… А когда она ушла, стало темно. Не только нам, близким людям… За ее рабочий стол в центре семьи никто не садится. Я испытываю безумное чувство вины перед ней и за то, как жил, и даже за то, что она умерла. – У меня была серия выступлений в Москве, и она приехала за мной. Хотела повидаться с дочкой, с внуками, с друзьями. И с ней случился инфаркт. Что такое инфаркт в Израиле? Сущие пустяки. А в России это большая беда. Она мучительно умирала. Когда мы привезли ее хоронить в Израиль, на похороны пришли сотни людей… Я всегда называл себя «злокачественным оптимистом». Строил планы на пять лет вперед, на десять. А после ее смерти мне впервые не хотелось жить. – Меня часто били. Отменяли спектакли по моим пьесам, в типографии рассыпали наборы книг. Но я все время поднимался. Меня долго не принимали в Союз писателей. Для всех нужно было две рекомендации, с меня потребовали шесть. Люди, которые писали мне рекомендации, говорили: «Александр Семенович, это вы должны писать нам рекомендации, а не мы вам». Это было весьма унизительно. И когда мне позвонили из союза и сказали: «Вы можете приехать и забрать свой билет». Я поблагодарил, положил трубку, я практически уже сидел на чемоданах, уезжал из родного Киева… Так я своего билета и не увидел. Так вот, я долго не мог найти в себе силы, чтобы приступить к работе над новой книгой. Я вырастил двоих детей, написал пятнадцать книг, посадил много деревьев. И долго думал, нужно ли приступить к шестнадцатой книге? Знаете, что самое страшное? Это возвращаться домой, видеть темное окно и понимать, что тебя никто уже не ждет. И тогда я вдруг почувствовал, что надо исповедаться. Мы исповедуемся для себя, а не для Бога. Это, можно сказать, моя первая другая книга. Я до этого так не писал. Когда мои знакомые прочитали рукопись, они сказали что роман очень пронзительный и откровенный. И что, возможно, я пожалею об этой откровенности. Это романисповедь. Но ведь и успех романа «Смейся, паяц» был тоже в откровенности. Да и не могу я по-другому. Все, что делаю в жизни, делаю искренне. – Когда я приехал из Советского Союза, решил провести Международный фестиваль смеха. Я был советским человеком, и мне нужен был советский масштаб. Я пригласил лучших юмористов из Питера, Москвы, Габрово, Одессы. Мэр Тель-Авива кричал, что никто не придет на этот фестиваль. Гостей пришло столько, что яблоку негде было упасть. Когда мэр поднимал флаг на открытии фестиваля, он мне шептал: «Ты сумасшедший, что все это затеял, а я сумасшедший, что на это пошел». Фестиваль шел три дня. Было более пяти тысяч зрителей, огромное количество журналистов из разных стран. Организационных сложностей было много но, видя счастливые лица своих соотечественников, я готов был на все. Потом мэр меня спросил: «Что тебе нужно?» Я сказал: «Дайте мне целый квартал для юмора». Он расхохотался, ответил: «Квартал не могу». Но через три месяца дал мне роскошное помещение на очень льготных условиях. Я нашел людей с деньгами. Никакой арендной платы, только ремонт помещения. И открыл там редакцию журнала «Балаган и Балагаша», там же мы стали делать газету «Неправда». Девиз ее был такой: «Пролетарии, всех стран, улыбнитесь». Под девизом профили Маркса, Энгельса, Ленина и Каневского. – Моя дочка как-то спросила у жены. «Мама, как ты все это терпишь? Он писатель, который шесть лет издает какието журналы, газеты. Денег это не приносит. Почему ты молчишь?» На что моя мудрая жена ответила: «Твой папа большой ребенок. Ему всегда нужна была игрушка. В Киеве это был бар. В Москве театр «Гротеск». Он скоро наиграется и бросит. Надо просто потерпеть». А у нас в Москве действительно был чудный театр. Когда в 85-м году забрезжила перестройка, пятеро человек – Эдуард Успенский, Григорий Гладков, Леня Якубович, Павел Дементьев и я обратились к Лужкову. Мы сказали: «У нас нет денег, но есть наши имена. Помогите». И Лужков дал нам возможность открыть театр «Гротеск». Он был очень популярным. А потом я переехал в Тель-Авив и открыл там редакцию, о которой начал рассказывать. – Знаете, я всю жизнь умел быстро и качественно создавать товар. Для редакций, для киностудий, для театров. А здесь я столкнулся с тем, что все это надо еще и продавать. Издавать продукцию и реализовывать ее. Нужно было искать толковых директоров. А попадались либо «неумейки», либо жулики. Но еврейские жулики – это жулики в кубе. Последний меня просто «добил». Он брал под мое имя деньги, оставляя расписки. А потом исчез, а я три года за него расплачивался. В новой книге даже есть глава «Дорогие мои жулики». Эти персонажи мне очень дорого обходились, буквально (). Но я любил их всегда за яркость и неординарность. С одним таким даже дружил. Он меня дурил все время. Смешной мужик был... В девяностые уехал в Москву, пробовал там играть в бандита, и его убили. – Да. Я в Тель-Авиве открыл театр «Какаду». В нем играли прекрасные актеры. Но русский театр в Израиле никому не нужен. Только русской интеллигенции. А ее, к сожалению, все меньше и меньше. Я же собирал залы по восемьсот мест. В Израиле публика не ходит на писателей. Это чисто российский феномен. Мэр города пришел на один такой вечер. Он ничего не понимал по-русски, но он видел своими глазами, что публика смеялась. А потом наш театр смыла волна российских гастролеров. Я гдето пошутил, что с арабскими террористами легче договориться, чем с российскими гастролерами. Они идут сплошным потоком. Из Москвы из Питера, из Новосибирска, из Киева. Просто какая-то бесконечная армия сатириков. – Уровень, конечно, упал. Таких сатириков, как Райкин, Хайт, Арканов, Альтов, Горин больше нет. Я вижу технологию создания шуток, понимаю, как это делается. Я бы тоже так смог, просто им это пришло раньше в голову чем мне (). А вот как делает шутки Жванецкий – это проанализировать нельзя. Это просто от Бога. Мы всю жизнь старались говорить эзоповым языком. И в «Кабачке «13 стульев», и в «Литературке». Что-то проскакивало, что-то запрещали. У нас была всего лишь одна тропинка, а у современных юмористов как бы много дорог, но они заблудились в них. Я был страшно огорчен тем, что происходило на эстраде в России за последние годы. Полный примитив, убогость, чуть ли не мат и шутки ниже пояса. Но вот появились молодые ребята из передачи «ПрожекторПерисХилтон» и «Большая разница». Это уже кое-что. Я думаю, что со временем в России появится другой юмор и на нем будет воспитана интеллигентная, хотя и совершенно отличная от нас, публика. – У каждого времени свои герои. Я не думаю, что семинары будут полезны и привлекательны. Сейчас в России все по-другому, темы для шуток найти сложно… Одно скажу, для юмора нет запретных тем. Юмор не средство, а способ существования. И у настоящего юмориста мозги должны быть слегка набекрень. Он должен видеть все не так, как видят другие. Есть такой анекдот – эпиграф всей моей жизни. В одесском театре принимают афишу. Все хвалят, молчит лишь Абрам Соломонович. Его спрашивают: «Абрам Соломонович, вам, что, не нравится?» – «Нет – говорит он. – Тут нет, «Иди сюда!» В искусстве, в эстраде, в рекламе, а особенно в человеке должно быть: «Иди сюда!» – В книге «Идущие на смех» я собрал свои лучшие рассказы. Многие из них экранизированы, по каким-то сделаны мультипликационные фильмы, сняты короткометражки. Какие-то истории можно увидеть в старых выпусках «Фитиля». В книге 80 иллюстраций. Нарисовал их очень хороший художник Милан Стан. Это великая книга (), в ней целых четыреста страниц. Скоро должна состояться презентация в Москве. Если понравится, хвалите меня. Если не понравится, ругайте издателя. Он к этому привык.