Возвращение героя

– грек. А еще он донор.Причем с большой буквы – Почетный Донор. Это звание присваивают после 60 донаций.Дмитрий Георгиевич сдавал плазму крови более 90 раз. Мог бы больше, но не позволила судьба. Он получил производственную травму и стал инвалидом 1-й группы.Теперь сидит в инвалидном кресле и вспоминает о зажигательной жизни, которую очень любил и любит до сих пор…«Зовите меня просто Дима и только на «ты». Я люблю так общаться». Уже эта первая фраза, которую произнес Дмитрий Георгиевич сразу же после знакомства, не оставляла никаких сомнений – передо мной сидел очень веселый и жизнелюбивый человек. По той характерной интонации, с которой он произносил слово «девчонки», нетрудно было догадаться, что он девчонок очень даже любит, а вместе с ними и весь полагающийся джентльменский набор. Догадка подтвердилась сразу же: уже за первые 15–20 минут разговора Диме дважды звонили. На мое восклицание «А девушки-то тебя любят!» скромно ответил: «Уже нет».Лукавит! Еще как любят. Даже сиделка, когда заходит к нему в комнату каждое утро, целует его в лоб, губы и щеки и говорит Диме, что он хороший. И это правда…– Греческая. В переводе означает «сын Александра», потому что «пулос» погречески – это «сын». Кстати, «пулица» – «сынуля». Меня так папа называл. В Москве людей, носящих такую фамилию, не считая меня, всего трое. Двое из них – мои братья, родной и двоюродный, а с третьим я не знаком. Знаю только, что он есть и работает в Центре международной торговли.– Да что ты, это так давно было, в тысяча семьсот каком-то там году. Наш предок служил переводчиком при посольстве. Да так в России и остался. А греческого у нас с братом действительно много сохранилось от предков. Да и папа наш был очень сильным человеком во всех смыслах…– Дмитриевич. У нас уже семь поколений сыновьям дают имена дедов. Так что все наши мужчины или Дмитрии Георгиевичи или Георгии Дмитриевичи. Наш отец, Георгий Дмитриевич, родился в Красной Поляне, что в Краснодарском крае. Он был инженером. Очень хорошим инженером.Будешь проезжать в районе Туапсе или Сочи, знай: когда-то мой отец прокладывал дороги между этими городами. Позже мы переехали в Москву, и отец подался в космонавтику. И там тоже был очень хорошим инженером. Между прочим, мой отец смоделировал космический скафандр для Валентины Терешковой. Но потом волей судьбы вернулся на стройку – построил гостиницу для Академии педагогических наук. Да так в гостинице и остался – стал ее директором. Отец не был коммунистом, не занимался политикой, не обладал какимито чинами, но все его очень уважали. И за его труд, и за то, что был человеком.– Он был очень веселым человеком. И дело даже не в том, что он постоянно шутил. Нет. Просто он сам по себе постоянно был веселым и неунывающим. Ты не представляешь, какой шум «коромыслом» стоял на пикниках с шашлыками, которые отец очень любил устраивать для нас и друзей!– Я тоже люблю в этой жизни все веселое. Я ведь раньше не просто работал, а, как говорят, пахал за двоих, на две ставки работал, чтобы было на что развлекаться: за один вечер в кафе с подругами мог спустить всю зарплату.– Моя мама, Тамара Алексеевна, всю жизнь проработала педагогом – учительницей начальных классов. Она была потрясающим специалистом. У нее в классе училось по 50 детей.И это не потому, что при социализме все школы были переполнены, тогда в классах училось по 30 человек, просто все родители хотели, чтобы их дети учились именно у нее, специально просились к ней в класс. Руководство отправляло ее работать в Данию, и это в те годы с «железным занавесом»! Но она отказалась, не хочу, говорит, в капстрану ехать. Патриоткой была.– Мама моя очень любила путешествовать. Брала с собой меня и моего двоюродного брата. Мы весь Союз объездили.– У меня 8 братьев. Потому что у бабушки по материнской линии было 13 детей, и все жили рядом – в Москве и области. Но и по отцовской линии родни тоже очень много. Я тебе покажу фотографию, которая мне очень нравится, – на ней все мои греческие прабабки собрались…В 1986 году в «Вечерней Москве» вышла статья под неприметным заголовком «Скорая», на выезд». Ее главным героем был Дмитрий Александропуло – тогда скромный фельдшер «скорой помощи».Скромных героев находят случайно, так и наша газета узнала о Диме только благодаря читательнице. Она прислала в редакцию письмо, в котором рассказала, как однажды ее скрутила боль, но «скорые», которые она несколько раз вызывала, не хотели везти ее в больницу, потому что показаний для госпитализации не находили, а Дима нашел. И в результате спас ей жизнь, потому что у женщины оказался острый холецистит. Женщина была благодарна Диме за то, что он отнесся к ней как к человеку, а не просто как к пациенту. Сегодня, 24 года спустя, Дмитрий Александропуло вновь возвращается на страницы нашей газеты.– В училище я получил профессию фельдшера и пошел работать на «скорую помощь» в обычную линейную бригаду. Вот и вся моя трудовая биография. Рассказывать особо нечего.– Вообще-то, было такое дело. Когда первый раз на труп выезжал. Помню, приехал я по вызову к какому-то гаражу. А перед ним человек 5 или даже 7 милиционеров стоят. Что, думаю, случилось? Оказалось, двое мужчин решили развлечься в своей машине: запаслись водкой с закуской, сняли девочку древней профессии – одну на двоих, закрылись в гараже, чтоб никто не подсмотрел, а мотор продолжал работать, поскольку дело было зимой, и мороз был трескучий – градусов около 25. И угорели ребята от выхлопных газов. Когда я в гараж вошел, тогда все сам и увидел: мужчины сидели на заднем сиденье, а перед ними в профессиональной позе застыла девчонка – так и умерла на коленях. Страшная картина. Таких случаев было немало. Например, приезжаешь на вызов, а там тело на 7 частей разрезано, его же собрать надо. Палец на производстве человеку отрежет, и он куда-нибудь отлетит, а ты ползаешь всю ночь вокруг и ищешь его – без пальца на подстанцию возвращаться нельзя. Это сейчас уже на летальный случай специальные машины выезжают, а раньше все делали мы, линейные бригады, выезжали, собирали и упаковывали тела, а ведь тогда даже специальных пакетов не было. Бывают, правда, и ерундовые случаи, типа температура 37,2, а человек «скорую» вызывает. Были ситуации, когда помогали людям буквально в последний момент. Но, к сожалению, очень часто «скорую помощь» вызывают слишком поздно.– И это действительно так. Многие не выдерживали – увольнялись. Вообще, на «скорой помощи» до пенсии мало кто доживает. У работников случаются и инфаркты, и инсульты, и суицид случается – настолько сильный стресс. Я вот после 18 лет сидения в машине «скорой помощи» стал инвалидом I группы. Компрессионный осколочный перелом. Тряска в машине такая была, что два позвонка – 5-й и 8-й поясничного отдела – не выдержали и разрушились. Эта травма зрела долгие годы…– На «скорой» заработки хорошие. Помню, мой отец, когда уже был директором гостиницы и получал 250 рублей, как-то посмотрел на мой «квиточек» по зарплате и спросил очень удивленно: «Как это ТЫ получаешь 380 рублей?» А я ведь на полторы ставки тогда работал, не через двое суток, как все, а сутки через сутки. Вот и зарабатывал. Да еще и подрабатывал как мог: уколы делал, капельницы ставил. Бывало, и люди еще благодарили иногда. Я так любил веселую жизнь, а ее ведь нужно оплачивать…О донорстве Дима говорил очень неохотно. Как будто ничего особенного в этом не видел. Ну сдавал плазму крови, ну и что? Что тут такого особенного? Многие становятся донорами. Но о своей первой сдаче крови он все-таки вспомнил и рассказал. Дима еще только учился в медучилище...– Я сдавал преимущественно плазму. К этомуделу я пристрастился очень просто: в медицинском училище, где я тогда учился, однажды организовали День донора. И я принял в нем участие. С тех пор я сдавал компоненты крови раз 90. Был у меня, как у любого голодного студента, и некоторый материальный стимул – за сдачу хорошо кормили! Тогда ведь стипендия была мизерная, и нам, студентам, постоянно хотелось кушать. Иногда сдавал за деньги, и распоряжался ими, как велел возраст, – спускал рубли на развлечения. Но однажды был донором при прямом переливании крови, и это никакого отношения к вознаграждению не имеет.– История, в общем-то, банальная: однажды в училище ко мне подошла директриса и рассказала о том, что ее родственница, еще совсем маленькая девочка, находится в критическом состоянии и ей срочно нужно переливание крови, а доноров, подходящих ей, нет. Конечно, я помчался в больницу на «Сокол», а в голове была одна мысль: может, хотя бы моя кровь будет совместима с ее? Я до сих пор помню, как звали девочку, – Лаура Амелина. Ей было лет 7 или 8, и врачи ставили ей неутешительный диагноз. Оказалось, моя кровь ей подходит! В итоге я сдавал для нее кровь 4 раза.О ее судьбе я потом не узнавал, но уверен, что она выздоровела, потому что директриса позже подходила ко мне и благодарила. Но этот случай я запомнил, потому что прямое переливание – это что-то особенное. Когда ты лежишь на каталке рядом с больной девочкой, и в нее вместе с твоей кровью буквально вливают жизнь… Это сильно.– Конечно, все же не просто так делается. Приведу один пример. Я работал на 13-й подстанции «скорой помощи», мы обслуживали 7-ю Московскую горбольницу и часто туда заезжали. В общем… в операционной у меня подруги работали, которых я заходил навестить… поздороваться с ними. И вот однажды зашел и вдруг случайно увидел пакет крови, а на нем, представляете, стоит моя фамилия! То есть это моя кровь у них приготовлена к операции. Очень меня это впечатлило. Все потом говорили мне: «Ты врешь, ты сам свою фамилию написал!», а я им: «Да смотрите, здесь штамп больницы стоит!» Конечно, надо мной просто подшучивали.Но я тогда отнесся к этому очень серьезно.Эх, если бы не эта травма… Я бы до сих пор кровь сдавал.