Буду ждать тебя, вспоминая нежно

И дождь пока еще теплый, и на деревьях нет золотых прядей, хотя через неделю календарь объявит, что на престол взошла осень. Как быстро! Мы говорим, что живем на высоких скоростях, но никто и ничто не может сравниться по скорости с убегающим временем. Вот и это лето будто вспыхнуло спичкой — и гаснет. Позже оно, может, и смилостивится, вернется ненадолго, обольстит теплом, чтобы потом уйти совсем. Не будем его подгонять.

В дождь можно идти по лесу бесшумно, упиваясь влажным, плотным воздухом, ароматами, оттенками еще полетнему ярких цветов. Серьги бересклета цвета охры, заросли золотарника у оврага, отлитая из бронзы старая сосна — ими можно любоваться до бесконечности, вспоминая самые счастливые моменты лета — уникального, неповторимого, с мягким теплом, безжалостной жарой и странным, неожиданным, острым каким-то холодом.

За оврагом, остановившись на минуту, вспоминаю странного своего знакомого, деда-лесовика. Мы столкнулись несколько лет назад, и он поразил меня своей неистовой любовью к миру, небу, растениям и грибам, про которые говорил так, будто они были живыми.

Веселые лисички, белые-воображалы, семейственные опята, модницы-волнушки («юбочки — в кружевах») и шаловливые сыроежки жили в его мире в полном равноправии с людьми, умели благодарить, удивлять и даже вредничать, прячась. Его естественность и искренность были столь абсолютны, что не подвергались сомнению и вызывали не насмешку, а почтение.

Более того, с тех пор и для меня неодушевленный, казалось бы, мир леса наполнился жизнью в полном смысле этого слова. Теперь, пока никто не видит, киваю веселым лисичкам, незло корю маслят за прилипчивость, а валуи — за внутреннюю пустоту и стремление без всяких на то оснований казаться белыми. Когда они есть — спасибо, лес.

Нет — и все равно спасибо. За этот воздух, шелест листвы, прогулку под дождем. И тебе, лето, спасибо. Пора, да? Что ж. Жаль, что так коротко, но мы будем ждать тебя, вспоминая с нежностью...