И тогда я поднял роту в атаку!

Я понимал, что меня заберут в первую очередь. Меня направили на четырехмесячные курсы военных переводчиков. Потом я работал военным переводчиком в полку и выше полка никогда не поднимался. Я был помощником начальника штаба полка, потом заместителем, который на наблюдательном пункте руководит боем. Был ранен. Это случилось в Запорожье, на реке Молочной под Токмаком. Мы смогли вытеснить немцев с очень большой площади и на ровном чистом месте сидели тринадцать дней — ни вперед, ни назад.

Каждое утро начиналось с того, что командиру полка звонили генералы и, употребляя все непечатные слова, пытались убедить его в том, что он во что бы то ни стало должен сегодня продвинуться вперед. Огонь был страшный, и солдаты уже не могли подняться в атаку. Команда: «В атаку!», а солдаты никуда не шли. А у нас с командиром полка были хорошие отношения, он был старше меня лет на шесть-семь. И я ему сказал: товарищ командир, я пойду вперед. И я поднял роту и прошел с ней метров 200-300 вперед под ураганным огнем. Ну а приписки были и тогда, и можно было сказать, что мы на километр продвинулись.

А часа в четыре утра уже в атаку пошел батальон. Место было ровное, и немец все видел как на ладони. Помню, как мы шли, а вокруг только пули разрывные: пэк, пэк, пэк — о траву или еще что-то зацепится и разрывается. Но по сравнению с предыдущей атакой это для меня были детские игрушки, и я не обращал на них внимания. А меня тут как раз ранило. Было ли страшно?  Тогда уже нет. Страшно было в атаку идти, а потом — какой страх? Боль была страшная. Помню, я потерял сознание, а когда оно вернулось, я обнаружил, что лежу на полу, не понимая, что со мной. Полгода пролежал в госпитале.

Говорят, что война дала людям, прошедшим сквозь нее, такой опыт, который нельзя получить по книгам или кинофильмам. Так случилось в моей биографии. Другой биографии у меня нет, поэтому мне сравнивать не с чем. Но, думаю, что да.