Фото: «Вечерняя Москва»

Притяжение Крыма

Общество
Удалившийся с глаз долой от преследовавших его властей Иосиф Бродский в 1969 году писал: «Приехать к морю в несезон,/ помимо матерьяльных выгод,/ имеет тот еще резон,/ что это — временный, но выход/ за скобки года, из ворот/ тюрьмы. Посмеиваясь криво,/ пусть время взяток не берет —/ пространство, друг, сребролюбиво!/ Орел двугривенника прав,/ четыре времени поправ!» Писал в Крыму. В Коктебеле.

Или вот его же, самое знаменитое: «Если выпало в Империи родиться,/ лучше жить в глухой провинции у моря». У Черного, разумеется.

Крым — Гурзуф, тот же Коктебель, Ялта — всегда был для русской души, поэзии, литературы и искусства гораздо большим, чем географической точкой на карте империй, Российской и Советской.

Все великие люди стремились туда — и непременно находили вдохновение. Пушкин, Гоголь, Чехов, Волошин, Куприн, Булгаков. Всех не перечислишь. Какое-то мистическое место, где словно обреталось типично русское представление о Воле, где расправлялись крылья фантазии и желаний.

Екатерина Великая, на время которой пришелся апофеоз жестокостей русского крепостничества, присоединив Крым, не стала распространять на новые земли Тавриды крепостнические порядки. Эти земли стали местом необычайной по тем временам экономической и личной свободы. Что-то типа Дикого Запада в хорошем смысле слова — в русском исполнении. Именно эти земли Таврии были выделены императрицей для переселения немецких переселенцев, протестантов-меннонитов. Она, словно отдавая духовную дань партнеру по переписке антиклерикалу Вольтеру, приютила у себя религиозных диссидентов. Кстати, почти не принимающие благ цивилизации, занимающиеся в основном традиционным сельским хозяйством общины меннонитов, амишей, как их там зовут, можно сейчас встретить в нескольких штатах США, в России их больше нет. Екатерина же не только предоставила им свободу вероисповедания, но и освободила их на время от податей, выдав подъемные. В те времена в Германии, бывшей одним из самых запущенных тогда мест в Европе, у вербовщиков не было отбоя от желающих ехать на поселение на юг неведомой Украины — не только среди меннонитов.

А вспомните Чичикова, представлявшегося херсонским помещиком. Не все помнят, наверное, в чем заключался его бизнес по скупке «мертвых душ». Ему нужен был стартовый капитал. Он мог получить его, взяв кредит под фиктивный залог умерших, но еще числящихся в «ревизских сказках» крестьян. В залог можно было отдать только крестьян с землей. А землю в то время давали для освоения бесплатно — где? Правильно, в Таврической и Херсонской губерниях. Чичиков в результате и отправляется в банк за кредитом в 80 тысяч рублей под 6 процентов годовых на 24 года. Вот такие люди и осваивали эти территории, превратив их в регион капиталистического, не крепостнического, гораздо более эффективного земледелия. Заодно и борьба за проливы обрела коммерческий смысл: по ним зерно Малороссии отправлялось на внешние рынки.

В советское время Крым стал для многих как бы второй заграницей. Прибалтика была «как бы Европой», а Черное море, особенно Крым, заменяли собой Средиземноморье. Крым оставался близким и доступным escape (убежищем), выходом в иное пространство, в иную степень свободы. Помните фильм «3 + 2» с Мироновым и Фатеевой? Его можно считать одним из таких же символом «оттепели», как и «Весну на Заречной улице». Свободные люди, свободно строят свои отношения...

В Крыму, разумеется. Хотелось бы продолжения таких историй.

Мнение автора колонки может не совпадать с мнением редакции

amp-next-page separator