Кирилл Привалов

Глубинная заморозка

Общество
«Когда Черчилль произнес свою речь в Фултоне?» - спросил мой коллега-преподаватель студента-журналиста международного отделения на зачете в одном из московских вузов. Экзаменуемый испуганно молчал, словно свидетель Иеговы в военкомате.

«Когда началась «холодная война»?» - прибегнул к наводящему вопросу профессор, решивший прийти на помощь молодому человеку. Студент окончательно потерялся и ожесточенно затих, как жук перед смертью. Однако «препод» не унимался: «Ну, скажите на милость, почему эта война вошла в историю как «холодная»?» И тут будущий публицист ожил и снизошел до чересчур настырного и явно наивного преподавателя: «Да потому, что эта война зимой началась!..»

Не трудно догадаться, что зачета в этот раз «горе-международник» не получил. Хотя он, ничтоже сумняшеся,  был – по большому счету – не столь уж и далек от истины. Ведь от календарной зимы историческое выступление в Вестминстерском колледже маленького города Фултон, что в американском штате Миссури, Уинстона Леонарда Спенсера-Черчилля  отделяли всего четыре дня. Хотя поздние заморозки в Новом свете, вроде бы, тогда уже миновали. Но день 5 марта 1946 года в одночасье овеял планету однополярной стужей. Ибо он стал датой, обозначившей новые реалии, как Европы, так и всего остального мира на грядущие десятилетия. Впрочем, - не только реалии, но и – новую политическую терминологию, как мы видим, уже на семьдесят лет.

«Холодная война», «железный занавес», его «тень, опустившаяся на континент»… Приехавший в Америку после самой страшной из войн в истории человечества Черчилль выступал на родине президента США Гарри Трумена как частное лицо, находящееся на отдыхе, Бульдог уже не был премьер-министром Великобритании. Поэтому – не секрет – в выражениях себя никак не сдерживал и мог рубить правду-матку перед заокеанской публикой без особого риска для собственного политического реноме. Чем громче и грубее, тем ярче и заметнее. Джордж Оруэлл с его антиутопическим «новоязом» отдыхает!.. Задекларировавший первоначально свое выступление под названием «Мир во всем мире», британский экс-премьер и камня на камне не оставил от планетарного порядка, который сложился в Европе и вокруг нее после Второй мировой, и к концу речи откровенно назвал мир «войной».

И спасти Вселенную могла только, как сформулировал Черчилль, «братская ассоциация англоговорящих народов». Дескать, все остальные нации – не в счет, главные и полновластные хозяева мира теперь только англосаксы. С теми или иными модуляциями всего за несколько лет до речи в Фултоне то же самое, только про немцев - «истинных арийцев», «белокурых бестий», - говаривал другой идеолог двадцатого века: доктор Геббельс (кстати, именно у него Черчилль позаимствовал сам термин «железный занавес»).

Казалось бы, всем было хорошо известно после Второй мировой войны, как плачевно подобные  ксенофобские рассуждения для германцев закончились. Но все равно с трибуны  Вестминстерского колледжа бывший британский лидер призывал США пойти тем же рискованным путем безграничной милитаризации. После этой речи американцы с легким сердцем принялись активно вмешиваться в судьбы Европы, массированно экспортировали туда свое ядерное оружие. Кремлевская реакция на этот невиданный ранее прессинг уже мало интересовала англосаксов. Даже – Черчилля, после трех конференций со Сталиным привыкшего к армянскому коньяку, который ему регулярно доставляли спецрейсами из Москвы, и теперь вынужденного от этого благословенного напитка отказаться. Характерно, на банкете, закатанном американскими организаторами  после выступления в Фултоне, сэр Уинстон алчно набросился на черную икру со словами: «Теперь Сталин вряд ли будет присылать мне это»...

Иными словами, отменная провокация, на которую изначально и рассчитывал Черчилль, проигравший парламентские выборы и не желавший быть списанным по обе стороны Атлантики с больших политических счетов, состоялась. Все в мире, имеющие мозги, глаза и уши, поняли: Соединенные Штаты – единственная на планете страна с атомной бомбой, поэтому отныне американцы и будут диктовать русским и всем остальным свои условия. Мир во всем мире? Да! Но исключительно по вашингтонским лекалам. Кто знает, что бы произошло в конце сороковых, если бы не подвиг советских ученых и разведчиков, давших СССР свое, отечественное, ядерное оружие?.. Так или иначе «холодная война» вошла в кровь и плоть планеты, наложила свой ледяной отпечаток и на долголетние отношения между государствами, и на умы потомков.

И вот любопытная деталь. Если для абсолютного большинства западников с их традиционным эгоцентризмом (кого в Техасе или Огайо – скажите на милость! -интересует, где стоит Берлинская стена?) «железный занавес» и «холодная война» оставались понятиями сколь далеко-абстрактными, столь и пофигистско-неизбежными, каждое из поколений советских людей  жило с мечтой покончить с этим цивилизационным противостоянием. Мне довелось быть в горбачевском корреспондентском пуле в дни «саммита с морской болезнью» на Мальте в непогодном декабре восемьдесят девятого. За месяц с небольшим до этого пала Берлинская стена, и мы, советские люди, жадно восприняли тогда дружеские рукопожатия под дождем Михаила Горбачева и Джорджа Буша-старшего как явный знак того, что «холодная война» со всеми ее студеными составляющими перестала быть приметой дня.

Надо признать, одни лишь мы выслушали с подобающей моменту серьезностью сенсационное заявление Горбачева о том, что "СССР готов больше не считать США своим противником". Наши же западные коллеги, с которыми мне приходилось общаться на Мальте и после, особенно – американцы и британцы, не только не пришли в восторг от этой «исторической фразы», но и, вообще, демонстративно проигнорировали ее. Корреспонденты ТАСС и «Правды» в годы перестройки могли до хрипоты убеждать стоящих в очередях за продуктами питания граждан от Калининграда до Находки, что – цитирую – «весь мир, затаив дыхание, следит за новой мирной инициативой Кремля». Сытый же Запад, исторически привыкший уважать лишь силу и богатство, ни на минуту не поверил, что вслед за «холодной войной», наконец-то, наступил долгожданный «теплый мир».

В столицах Америки и  Европы могли громогласно высказывать свои симпатии Михаилу Горбачеву, «непривычному генсеку коммунистов» (характеристика из парижской газеты «Монд»), но, тем не менее,  прекращать бряцать оружием, более того – стремительно разоружаться, как Советский Союз, вовсе не собирались.

Время, как нередко бывает, все расставило по своим местам. Варшавский договор благополучно почил в бозе, а блок НАТО еще более благополучно не исчез, как некогда прекраснодушно чаял Горбачев, а напротив – решительно занял освободившуюся от советского  военного присутствия Центральную и Восточную Европу и замахнулся аж на республики бывшего СССР. Выяснилось, что вожделенного нами потепления политического климата на планете ни по горбачевскому сценарию, ни - по ельцинскому, как не было, так и нет. «Глубинная заморозка», технология которой была отработана англосаксами и иже с ними еще семьдесят лет назад в Фултоне, никому дотоле неизвестном, не сдала позиций ни на единый градус. Эффективно действует она и по сей день. Все как в полузабытой песне: «Холодно, холодно, холодно-о-о!..»

Несть числа проявлениям современным фултонского синдрома. Это и не затихающая ни на мгновение пропагандистская война против России, перенесенная в наши дни из бумажной и радиоверсий в электронные носители, и нескончаемые дипломатические афронты любым международным инициативам нашей страны, да и – наконец – пресловутые санкции, с помпой на днях продленные против России президентом Бараком Обамой… Не говоря уже о навязанном нам напряженном противостоянии с западным миром: сначала – на Балканах, а затем - на Кавказе и на Украине, в Сирии… Показательный гнев атлантистов по поводу бескровной акции под названием «Затокрымнаш» - это лишь очередное продолжение грозных фултонских сентенций о «холодной войне». Поистине: если бы Крыма не было, его Америке надо было бы не без брезгливости придумать!

В том же, что касается «холодной войны», объявленной семь десятков лет назад Черчиллем и с упоением продолжаемой Обамой, открывать новой Америки не стоит. Еще мудрый немец Гегель заметил, что «все великие всемирно-исторические события и личности повторяются дважды: первый раз как трагедия, а второй — как фарс».

Мнение колумниста может не совпадать с точкой зрения редакции «Вечерней Москвы».

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

В чем Черчилль опередил Сталина

Колонка обозревателя Георгия Бовта

Свою самую знаменитую речь 5 марта 1946 года, положившую, как считается, начало холодной войне, Уинстон Черчилль сначала хотел назвать «Мир во всем мире».

Но в последний момент передумал и решил обыграть фразеологизм «sinews of war» (означает, согласно Оксфордскому словарю, «денежные средства на вооружение и поставки для ведения войны»). Дословный перевод – сухожилия, мускулатура войны. Так речь стала называться «Сухожилия мира». Но известность она получила по ключевому выражению – «железный занавес». За вот эту фразу: «От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике, через весь континент, опущен «железный занавес». Тем самым констатирован раскол не только послевоенной Европы, но и всего мира на два враждующих блока, условно - на мир демократии, то есть совокупный Запад во главе с США, которые Черчиль призвал этот мир возглавить, и мир тоталитаризма и «полицейских государств» во главе со сталинским СССР (далее).

amp-next-page separator