Качка да морячка

Венеция мне понравилась сразу. Как не может понравиться город, в котором столько каналов? Пусть они не деривационные, как на Сходненской, зато старые. Я брел по набережным без парапетов, не боясь свалиться вниз, и отмечал себе в уме, где бы мы смогли с Синяковым неплохо посидеть в следующий раз. Венеция поняла ход моих мыслей и вывела меня к мостику с табличкой «На этом мосту не пить», чем подтвердила свой возраст и опытность.

Я преодолел мост и оказался там, куда брел – в гавани с лодками.

Нельзя побывать в Венеции и не покататься на гондоле, думал я, пока не узнал, что 40 минут прогулки обойдутся в 80 евро в светлое время суток. Я быстренько передумал и нашел интересный вариант — обучение венецианской гребле: 85 евро за полтора часа на редкой лодке под названием кода ди гамберо («хвост креветки»). «Совсем другое дело», — подумал я, захватил деньги и назначил встречу с инструкторами в гавани.

Инструкторами оказались две невинные венецианские девы: молчаливая Валентина и жизнерадостная Франческа. «Вы говорите по-итальянски?» — спросила Франческа. Я набрал воздуха и выдал три самые необходимые фразы, которым меня научили в Москве: «Дове поссе фумаре?» (Где тут можно покурить?) «Куанто коста граппа?» (Сколько стоит граппа?) «Перке кози каро?» (Почему так дорого?) Франческа, кажется, удивилась: «Это все, что вы знаете по-итальянски?» «Си», — честно ответил я. «О’кей, продолжим на английском. Деньги принесли? Залезайте в лодку».

Лодка была очень красивая, цвета тахинной халвы со вставками из ценных пород дерева по бортам. Перед тем, как залезть в нее, хотелось снять обувь.

Мы отплыли от пристани, Валентина гребла на корме, а Франческа велела мне подняться на нос. «Это весло, — сказала она и вручила мне весло. — Ноги шире, ступни параллельно. Берите весло, вставляйте его в форколу и вертикально опускайте в воду. Гребите. Вертикально вынимайте, поворачивайте горизонтально, ведите над водой, вертикально опускайте в воду, руки держите шире».

Я послушно греб и все время смотрел на конец своего весла, пока чуть не врезался в стену канала. «Надо смотреть не на весло, а вперед», — подсказала Франческа. Я продолжил движение. Со стороны я, видимо, был похож на дворника с длинной метлой, который почему-то не смотрит, что он подметает, но Франческа сказала, что у меня отлично получается. Я вошел в ритм и даже умудрялся вести светскую беседу. «Это правда, что у вас в Москве бывает минус десять зимой?» — спрашивали венецианки. «Правда, — отвечал я, — Мы называем это оттепелью». «А это правда, что в каналах нельзя купаться?» — спрашивал я. «Правда, но на днях один турист хотел искупаться, прыгнул в канал с моста и попал сначала в катер, а потом в больницу». — «Русский?» — «Не, пьяный».

Через полчаса мы проплыли каналы и вышли в просторную лагуну. Ветер стал сильнее, волны выше, а я перестал задевать веслом набережную. Еще через двадцать минут гребли я немного выбился из сил, и Франческа взяла весло, а я уселся на скамеечке отдышаться. Валентина что-то сказала по-итальянски. «Игорь, Валентина спрашивает, знаешь ли ты русскую песню про море», — перевела Франческа.

Я подумал и, как мог, спел им про расписные челны. «Про что эта песня?» — «Про русского бунтаря Стеньку, который принес в жертву реке Волге персидскую княжну». — «А что такое «стрежень»?» «Ну, это такое заветное слово, значение которого мы, русские туристы, никогда не откроем иностранцам. Поймите меня правильно», — ловко выкрутился я. «Какая грустная песня, — сказала Франческа, — Игорь, вспомни веселую морскую песню, пожалуйста».

Через десять минут из лагуны в канал вошла лодка класса «кода ди гамберо». Две невинные венецианки стояли на веслах на корме и на носу. Я полулежал в лодке и орал разухабистую песню. Венецианки подпевали. Особенно им удавались русские слова «качка» и «морячка». Туристы в гондолах завидовали мне.