Мурашки удовольствия
Взгляд его блуждал по корешкам книг, но он ничего не видел. Через две минуты игра закончилась, Синяков аккуратно накрыл клавиши расшитым петухами рушником от пыли. Стало можно. «Что думаешь-то?» — спросил я. «Думаю, не разбодяжил ли по рассеянности хреновуху спиртом вместо двух к трем тремя к двум». — «В метро вспомнишь. Нам пора».
Синяков нарядился, и мы отправились на светское мероприятие: первое чтение романа в стихах «Валера Лосев» в исполнении автора Владимира Белоброва. Через час мы были в художественной мастерской возле Арбата, где уже собралась культурная публика. Автор лично поприветствовал нас и предложил места в последнем ряду. Перед началом выступила хозяйка мастерской Елизавета Лавинская. Она призналась, что уже прочитала роман, и он произвел на нее глубочайшее впечатление: «Основной смысл остался для меня не ясен, но он очень прикольный, в нем есть какой-то крючок». Владимир Белобров взял разрозненные листы и начал читать.
Через две минуты я заскучал. Воспринимать стихи на слух оказалось непросто. Я стал рассматривать мастерскую: огромное окно с синей Москвой за ним, обнаженная женская скульптура с детским рисунком на пузе, портрет дедушки Елизаветы Лавинской слева в углу, кулер с водой, внимательный Синяков, лестница на антресоль, красивая картина, окно с уже черной Москвой. Белобров читал: «…глаза постепенно закрылись, И сны ото сна пробудились. Но в них нам пока не пробраться. А так бы над чем посмеяться, Взгрустнуть или просто подумать Нам было бы, надо бы думать…» В этот момент случилось это: чтото щелкнуло, я впал в транс от голоса автора. Текст потек через меня как река и, как и обещал Белобров, «по спине начали бегать мурашки удовольствия». Я увидел героев романа. Валеру Лосева с шишкой на лбу. Тамару с Годзиллой. Лену с хризантемами. Ларису с котлетой. Был еще неясный вурдалак, но быстро пропал.
Очнулся в курилке. Синяков вел интеллектуальную беседу с работницами Музея Льва Толстого: «Некоторые хреновуху процеживают, но я предпочитаю с мутью». — «А вы знаете рецепт Солоухина? — спрашивали дамы. — Надо вставить тонкий корень хрена в бутылку водки, так держать две недели, а потом вынуть». — «Я до последнего не вынимаю, — откровенничал Синяков, — а хрен сую поструганный».
Вернулись в мастерскую, Владимир Белобров дочитал свой роман в стихах и угостил Синякова собственной сливовой настойкой. От Арбата шли к метро длинной дорогой мимо памятника Бродскому. Под воздействием культурного отдыха и всего остального Синяков на ходу сочинял в стиле Иосифа: «…и останется он в оптимизме от этой вот встречи. Обречен? Нет, едва ли. Едва ли, скорее замечен».