В хладных водах иордани

«Господи, благослови!» — выдыхает очередной купальщик и бросается в ледяную жуть, чтобы через мгновение с перехваченным дыханием уже лезть наверх — к махровому полотенцу, штанам и куртке, к теплу, бутербродам с чаем или, уж простите, ста граммам чего покрепче.

В ночь на 19 января в прорубь окунутся больше 100 тысяч москвичей — это статистика прошлых лет, и вряд ли она вдруг сильно изменится. Есть какая-то загадочная сила, которая заставляет человека предпочесть теплой постели мрак январской проруби.

Что же нас туда тянет? На этот вопрос не так легко найти какой-то один очевидный ответ.

Вера? Многие не сомневаются, что крещенское купание смывает грехи. Народ лез в прорубь издавна, но лишь в 1980-х годах, на новом витке интереса к церкви, явление стало носить массовый характер. Эта массовость смущает скептиков: им кажется, что на Крещение купается больше людей, чем ходит в храмы. Смущает и атмосфера: она, если так можно выразиться, скорее пляжная, народ фотографируется, хохочет, закусывает. Купаться на Крещение стало модно. Сами священники, кстати, против этого обряда, который считают языческим. От грехов, напоминают они, очищает Бог, а не вода в городском пруду.

Еще принято считать, что окунания в проруби полезны для здоровья.

Краткий мощный стресс заставляет организм встряхнуться, кровь бежит быстрее, появляется здоровый румянец, который не подарят никакие таблетки. Врачи пожимают плечами: никакой экстрим не идет на пользу. Закаляться надо постепенно, ежедневно, а не бросаться из огня в полымя.

Вроде бы рациональным объяснением прорезавшейся тяги к крещенским купаниям кажется то, что традиция, имеющая церковные корни, становится народным развлечением, вроде взятия снежной крепости. Хладные воды позволяют испытать себя, свою волю, доказать, что «не слабо».

И купания тогда — это закалка не тела, но духа. Может, от моржевания, от спорта и забавы, от суеверия мы медленно идем к вере? От испытания духа — к душевным исканиям? И крещенские купания — это форма нового русского богоискательства, даже и неосознанного. «И, крестившись, Иисус тотчас вышел из воды — и се, отверзлись Ему небеса, и увидел Иоанн Духа Божия, Который сходил, как голубь, и ниспускался на Него», — в незапамятные времена написал евангелист Матфей. А вышедшие из проруби наши современники с восторгом говорят о небывалом чувстве подъема, о душе, словно возрождающейся к новой жизни.

Только в суете дней мы пока не можем расслышать ее голос.