Пьеса для вождя

К моменту написания пьесы Сосо уже превратился в Сталина — властителя жизней и судеб всех, кто жил на одной шестой части суши. Его фигура вызывала благоговение у одних и почти религиозный ужас у других.

Человек из стали. Сын бедного сапожника, вознесенный на самую вершину. Этот феномен глубоко поражал и интересовал Булгакова. Тема отношений гения и власти — одна из центральных для этого писателя и драматурга. Воланд и Мастер, Людовик и Мольер, наконец, он сам и Сталин.

Часто бывает так, что автор в своих произведениях угадывает и, может быть, даже создает собственную судьбу. Так случилось и с Булгаковым. Десятью годами ранее в пьесе «Кабала святош» Мольер произносит реплику: «Всю жизнь я ему лизал шпоры и думал только одно: не раздави. И вот все-таки — раздавил. Тиран!». Слова эти оказались пророческими для самого Булгакова. Жестокий тиран, в котором не осталось ничего от маленького Сосо, по сути, раздавил писателя. Но это случилось не сразу. Булгакова, как и других несчастных, молох тирании перемалывал медленно. Пьеса «Дни Турбиных», разрешенная к постановке по приказу Сталина, так и не смогла стать индульгенцией для автора. Впрочем, это было в духе времени: «Ваши прошлые достижения мы не отрицаем, но за новые проступки спросим со всей революционной строгостью».

Сталин оставил Булгакова в живых. Ни ареста, ни лагерей. Но можно ли жребий медленной и мучительной смерти считать счастливым? Мы видим тут почерк совсем иного мастера. Сталин словно играет с писателем: «Как запоет сейчас Булгаков, что еще напишет?» Понимал ли Булгаков, что с ним просто играют, перед тем как перемолоть окончательно?

Наверняка понимал. Но оставалась надежда, что, может быть, стоит написать какую-то вещь, восхваляющую тирана, и от тебя наконец отстанут? Дадут работать?

Не отстали. Да и что значила судьба одного человека, когда жизни сотен тысяч людей с поля жизни сдувались мощнейшими ветрами классовой борьбы.

Гений не вписался в эпоху. Потому что настоящий талант служит искусству, а не революции.