Уехал. Не обещал вернуться
Слишком выделялся. Он не вернулся умирать на Васильевский остров, как обещал в одном из самых знаменитых стихотворений, но остался русским поэтом, даже сменив языковую среду. Для прозаика (скажем, Владимира Набокова) подобный путь — крайне труден, для поэта — почти невозможен.
У Бродского получилось. Он не замолчал, не стал политиканом, не ударился в дешевое проповедничество и морализаторство — преподавал и писал. Главный ответ он дал сам, ключевой метод самосохранения (об этом термине придется поговорить подробнее) описал просто и ясно: «Всячески избегайте приписывать себе статус жертвы. Каким бы отвратительным ни было ваше положение, старайтесь не винить в этом внешние силы: историю, государство, начальство, расу, родителей, фазу Луны, детство, несвоевременную высадку на горшок и т.д. В момент, когда вы возлагаете вину на что-то, вы подрываете собственную решимость что-нибудь изменить».
Эти слова — замечательный пример правильной рефлексии. Бродский говорит о том, как сохранил себя — не в обывательском смысле слова (выжил), но в более высоком и полном — остался собой. Ведь не всякий выживший благодаря инстинкту самосохранения — тот же самый человек, что был ранее. Бродского эмиграция не изменила, потому что он не стал жертвой. Он и в СССР был наследником русской поэтической традиции (Державин, Пушкин, Ахматова — достойный список) и за рубежом мыслил себя в этих координатах.
Потому и не вернулся, когда распался Союз. Пришлось бы отыграть роль изгнанника, который требует от Родины положенной любви. Бродский ничего не требовал. К столетию Ахматовой, своего главного учителя, Бродский написал: «Страницу и огонь, зерно и жернова,/ секиры острие и усеченный волос —/ Бог сохраняет все; особенно — слова/ прощенья и любви, как собственный свой голос./ Великая душа, поклон через моря/ за то, что их нашла, — тебе и части тленной,/ что спит в родной земле, тебе благодаря/ обретшей речи дар в глухонемой вселенной».
Обретение дара речи в глухонемой вселенной — это не только об Анне Андреевне. Это — и о самом Бродском.