Испытание для фаворита

Эту историю я узнал на крымском берегу. Среди нас, отдыхающих, особняком держалась группа людей. После опознания главной фигуры — губернатора одного из зауральских областей, чей лик порой мелькал в теленовостях, — идентифицировать остальных было несложно: жена, двое сыновей-подростков, двое охранников и взвод из девяти подчиненных.

Компания вела себя слаженно.

Утром бегали по парку, потом подолгу плавали, ныряли на время, катались на скутерах.

После обеда исчезали, а вернувшись к вечеру, обсуждали то крымские виноградники, то черноморский флот, то пионерлагерь «Артек». Как-то спозаранку они ушли в море рыбачить. Все, кроме одного. Отступник, свесив ноги в прибой, пил пиво и пускал сигарный дым, будто отгоняя судно с коллегами от себя подальше.

«Оторвались от коллектива?» — спросил я.

«Нечеловеческим усилием, — весело ответил он. — Морская болезнь».

Так и познакомились. Для чиновника Владислав был чересчур откровенен, но вскоре я понял почему. Ему хотелось выговориться, другого слушателя не было, а наутро они все равно улетали, так что риска никакого.

Итак, он руководил культурой в областном правительстве. Ясное дело, искал пути к сердцу губернатора. Идея пришла после разгадки главной фобии вождя — боязни остаться провинциалом.

Владислав отправился в Москву и встретился с издателем альманаха «Персоны года», где представляли народу выдающихся деятелей, включая массажиста издателя и парикмахера его жены. Наличных денег, собранных с подведомственных структур, хватило, чтобы портрет губернатора появился в разделе «Опора страны» между двумя председателями — Совета Федерации и Конституционного суда. Шеф оценил и даже слетал на презентацию альманаха.

Воодушевленный чиновник снова собрал дань и привез из Белокаменной исполненный в красном дереве и позолоте сертификат об избрании губернатора действительным членом Международной академии политических открытий. К сему прилагалась пурпурная мантия, в которой начальника показали на двух федеральных каналах.

Вскоре Владислав был приглашен в загородную резиденцию губернатора на дружеский ужин.

Это означало допуск к телу.

Шеф был активен и жаден до впечатлений. Помимо грибов и охоты, он устраивал себе и фаворитам горные восхождения, гонки на квадроциклах и собачьих упряжках, сплав по бурным рекам. Ему было мало статусных бадминтона и горных лыж, — к ним добавились полеты на дельтаплане, марафонские забеги, американский футбол и почему-то бобслей.

Разумеется, была и культурная программа: камерные венецианские карнавалы, игра в любительском театре, занятия вокалом и чечеткой, а также дудение на вувузелах.

Каждый четверг объявлялась повестка на выходные. Все командировки губернатора, кроме визитов в столицу, включали мероприятия с участием сопровождающих лиц. Трижды в год лидер отправлялся в отпуск, и свите полагалось быть при нем.

Жены и дети не допускались, исключение шеф делал только для себя. Любая попытка откосить считалась бунтом.

В голове Владислава воцарился хаос. Тело ныло от травм. Личной жизни не стало. Взроптавшее семейство грозилось пристукнуть кормильца тяжелой вувузелой. Тот не возражал: жить вообще не хотелось.

…Вернулись рыбаки, и мы простились. «Утром летим на ТяньШань, — сказал Владислав. — Будет поход верхом на каких-то ослах... А в принципе все идет хорошо. Шеф обещал сделать меня своим замом. После отпуска».

Последнюю фразу он произнес неуверенно. Черт знает, чего ждать от осла на горной тропе.