Вопрос для прорицателя
Шекспировский «Юлий Цезарь» - не самая популярная пьеса Шекспира. Обычно до середины – скажем, до фразы «И ты, Брут!» – ее смотрят с напряжением, дальше обывательский интерес гаснет. Режиссер же Грегори Доран считает, что дальше всё только начинается. «Мир, свобода, братство!» – уж сколько раз человечество в упоении повторяло эти слова. Но в качестве заклинания они не помогают.
В зависть, как в ядовитую шипучку, погружены сподвижники любого правителя: «Да чем он лучше нас?» Или – у Шекспира: «Как мог столь слабый духом человек опередить величественный мир?» (И это о великом Цезаре!) Отец зависти – честолюбие, а лицемерие – считай, родной дядя. И, конечно, любой государственный переворот украшен бантиком «на благо родины». В итоге же – хаос и гражданская война. История множит этот сюжет как по лекалу.
В спектакле «Юлий Цезарь» великий английский театр не случайно собрал исключительно чернокожих артистов, а действие перенес в современную вымышленную африканскую страну где-то между Кенией и Угандой. Их бешеная энергетика (особенно во второй части, где конфликтующие герои орали как на базаре), их страсти, кажется, действительно ближе к Древнему Риму, чем величие привычных нам оживших античных статуй. Шекспировскому тексту даже придали в прямом смысле слова акцент - восточноафриканский. В нем классически-короткое слово «кровь» очень тягучее, а округлое «война» произносится рыком….
Говорят, что публика у нас перевелась и стала равнодушная дура. Но вот организатор гастролей Чеховского фестиваля прямо в зале впервые устроил обсуждение спектакля. Ну, сколько останется народу поздним темным, холодным ноябрьским вечером – 20, 30 человек? Осталась добрая треть партера! Взбудораженные зрители тянули руки как первоклассники – вопросы так и сыпались, причем через раз по-английски. Еще немного – и разговор съехал бы в плоскость политики, что было бы совсем уж смешно: ведь перед нами только артисты, добросовестно играющие свои роли.
В спектакле «Юлий Цезарь» есть античный Прорицатель – такие водятся в Африке до сих пор. Хорошо еще, измотанный актер, видимо, поплелся спать. А так наверняка его кто-нибудь стал бы трясти: что же будет с родиной и с нами?