Притча о вкусе свободы
Но все, что не дозволено четырехлапым, доступно нам, венцам природы. Я повидал немало нелепых и невозможных браков (и с технической точки зрения тоже), но чрезвычайно мало идеальных. Но один, все же, видел - союз Лолы и Жоры. Она киргизка, но сторонница матриархата. Он – еврей, успешно убежавший от ортодоксальности.
Их решение соединить сердца в одно целое узнал уже, когда они соединились. «Жора, - сказал ему, - тут я вижу лишь один эмоционально положительный момент: тебе не надо делать обрезание». «Ради нее я готов преодолеть этот путь повторно», - скромно ответил он, забыв, видимо от радости, что путь от этого становится вдвое короче.
Когда Лолу повезли рожать, мы с Жорой сидели под окнами роддома и коротали время до встречи Нового Человека традиционным образом. И, как опытные криминалисты, составляли фоторобот ребенка. То есть к лицу Лолы, прикрепляли нос Жоры, ну и так далее. Мы так увлеклись водочкой и творчеством, что забыли, почему пьем в таком странном месте. «Жора, тебе не стыдно? Ты совершенно не переживаешь. Беги, узнай, не родила ли». Он мудро объяснил причину своего спокойствия: «Если это еврейский ребенок, то дорогу он найдет».
Окончив институт, они уехали в тогда еще Фрунзе, а вскоре Лолка вернулась в Москву и поступила в аспирантуру. Жора остался жить среди киргизов с ребенком на руках. Ситуацию я сформулировал так: «Жора, ты стал первым евреем, которого кинула киргизка. Нарушаешь вековые традиции». Но мой приятель уже жил другим измерением и произнес мудрость гор, но не пустынь: «Протри глаза. Когда мудрый указывает на Луну, глупец смотрит на палец».
Он заболел Востоком. Конечно, и сам он этнически далеко не западная натура, но влюбленность в Киргизию одолела его. По его словам, он осознал это, когда научился отличать мясо черного барашка, от мяса белого (речь не об этнических особенностях, а о - вкусовых). Нормальному человеку сложно объяснить подобные знаки различия, но любой даже не физик, кажется, понимает, что белый цвет отталкивает солнечные лучи, а черный – притягивает. И это качественно меняет вкус.
Когда пала берлинская стена, а потом железный занавес, они уехали в Израиль. Но долго там не задержались и вернулись в Москву. Жорка иногда летает в Бишкек. Недавно привез барашка. Черненького. Поставил казан на огонь. Заложил туда мясо. Присел к столу и сказал:
- Дело даже не в том, что вот он (кивок в сторону казана), что за всю свою недолгую жизнь не ел ничего кроме горной травки. И не пил мутной воды. Дело в том, что он рос - свободным.
- Тогда почему он, - я кивнул в казан, - здесь, а не там?
Нет-нет, я все понял. Поедая сосиски, бройлерных цыплят, мясо севших на иглу с гормонами бычков, рыбу, выросшую в каких-то отстойниках, я различаю вкус «зеков» и свободных агнцев.
- Жор, ты думаешь, - спросил я его совершенно серьезно, - что людоеды все вымерли, потому что есть им было уже некого?
- Хорошая мысль. Представляю себя там, в кипящем чане. И чертей радующихся, что на этот раз поедят немного свободного человека. Но у людей без свободы меняется не мясо – мозги. Вот что печально.
Вкус барашка, выросшего на свободе, был восхитителен. Но как-то безрадостно мы его ели.