Сергей Михалков на всю жизнь остался подростком
Я всегда гордился тем, что я – старший сын старшего сына Сергея Михалкова. Так сказать, главный продолжатель рода, не в обиду будет сказано моим замечательным братьям и сестрам. Но в детстве я его воспринимал скорее как данность. По-настоящему я оценил «дада» (так мы называли деда в семье, с ударением на второй слог) как поэта, когда у меня самого появилась дочь Маша, и я стал читать ей его стихи.
Мне очень нравятся «Дядя Степа», «Фома». По сказке «Праздник непослушания» я долго думал сделать анимацию или даже полнометражный фильм. Но ближе всего мне стихотворение «Не спать!»:
Я ненавижу слово «спать»!
Я ежусь каждый раз,
Когда я слышу: «Марш в кровать!
Уже десятый час!» (...)
Как хорошо иметь права
Ложиться спать хоть в час! Хоть в два!
Я сам страшная сова. Кстати, из-за этого я ненавидел в молодости гимн Советского Союза. Потому что под него нам в армии приходилось вскакивать с кровати. А теперь я рад, что наша страна вступила в новый век с гимном, написанным на стихи моего деда.
Он был одним из последних по-настоящему больших русских писателей. Подумайте только, на его книгах выросло несколько поколений руководителей нашей страны. А они издаются до сих пор, и новой России его стихи не менее интересны.
Я родился, когда ему было 53 года. Когда мне было 30 лет, а ему за 80, я думал: какую же огромную жизнь он прожил. Я тогда не мог предположить, что впереди его ждет новая любовь. Мало кто знает, что в последние десять лет жизни дед писал удивительные стихи. Это вдохновение подарила ему его жена Юлия.
Я первый узнал, что дед собирается жениться. Мы с ним всегда были предельно откровенны, разговаривали обо всем, в том числе и о девушках, о том, как себя надо с ними вести. У нас с ним были отношение не «вертикальные», как положено деду с внуком, а «горизонтальные». Он никогда меня на наказывал, никогда на меня не кричал. Мои близкие часто ругали мои фильмы, а он всегда находил слова поддержки, причем не дежурные, а искренние.
Он по душевному складу всегда оставался подростком лет этак 12. И это помогло ему, выходцу из дворянской семьи, выжить при Сталине, в условиях репрессий, гонений на «недобитую интеллигенцию», пройти войну военным корреспондентом. Потому что дед был органически не способен испытывать ярость, зависть, гнев – те чувства, которые иссушают душу и сокращают человеку жизнь.
И эта детскость проявлялась у него во всем. Однажды мы вместе были в Париже, в отеле я зашел к нему в номер и увидел, что на подоконнике лежит открытая пачка сигарет. «Ты что, закурил?», – спросил я. «Да нет, они без табака и никотина». – «А зачем купил?» – «Да повыпендриваться в Москве». Человеку было за восемьдесят лет.
Но самая любимая моя история – про то, как в ресторане Центрального дома литераторов один пьяный поэт крикнул ему через весь зал, что слова гимна… ну, в общем, могли бы быть и получше. А дед молниеносно отбрил: «А слушать все равно будешь стоя!».