/ Фото: «Вечерняя Москва»

Борис Ельцин — человек на танке

Общество
23 апреля — семь лет, как его не стало. Срок слишком мал, чтобы перестать слепнуть от очевидного, и обнаружить некие подтексты во многих его поступках.

Пока мы отчетливо помним его ошибки, что невольно  искажает истину. Ведь падение с моста, почти прикрыло в памяти «падение самолета», когда он чудом остался жив, чтобы остаться в истории. И как­-то забылось, что о его спине думала чуть ли не вся страна.

Борис Ельцин, изгнанный и униженный, пришел на  встречу в высшую комсомольскую школу при ЦК ВЛКСМ. И в аудиторию было не пробиться. Я попал туда на правах выпускника школы и сидел на ступеньках. Да вся профессура и слушатели сидели где попало. Он говорил в полнейшей тишине пять часов. Стоя. А потом сказал: «Думали, что я инвалид? Да я могу еще пять часов говорить». И отвечал на вопросы.

Помню тот день, когда он сидел в Белом доме, а над страной витала тень ГКЧП. Мой товарищ пошел в Белый дом, а я стал его ждать, облокотившись на танк. Тут двери распахнулись, и показался Ельцин с лицом, как шутили у нас в редакции, «цвета остывающего железа». За ним толпа. Он попытался вскарабкаться на танк, не получилось, и он снова и снова соскальзывал обратно (разок придавив мне ногу)… Но все же залез. И стоял, и говорил. Причем было видно, что слова с трудом покидают его губы, но речь была вполне (она куда быстрее него вошла в историю).

Потом была попытка дирижировать оркестром во время визита в Германию, которая заслонила его образ на танке. Но в историю, думаю, он войдет как человек на броне, а не как человек, размахивающий  палочкой. Во время его президентства я завел специальную рубрику «Уголок президента» и регулярно подтрунивал над ним, благо поводов было предостаточно. То он работал над документами в Завидове, то метко стрелял там по уткам, резко сократив поголовье перелетных птиц, то на пальцах объяснял стране принципы боевой работы снайперов в Буденновске...

Я думаю, что в историю журналистики войдут те смешливые и трагические годы, когда рождались и новые СМИ, и журналисты. Не могу произнести слова — эпоха гласности, но могу сказать, что для журналистики это стало совершенно потрясающей эпохой.

А более всего он запомнится своим поразительным чутьем, которое помогало ему принимать верные решения. Достаточно только одного факта: он быстро понял, что время его истекло. И он не стал входить в XXI век президентом.

А когда он передавал свои полномочия, я почему­-то вспоминал его на танке. И я не знаю, в какой из этих моментов он был более велик.

Мнение автора колонки может не совпадать с мнением редакции

amp-next-page separator