Виктор Цой. Камнем лежать или гореть звездой

Всякий раз, вспоминая людей, живших ярко и ушедших рано, задумываешься: а что было бы, если бы не? Не уйди Цой в свои 28, Высоцкий — в 42, Башлачев — в 27. Как бы и чем жили, о чем пели, кого и что любили, а чего (и кого) не переносили бы на дух — сегодня, сейчас, среди нас?

«Что, если бы не..?» — вопрос неудобный, неуместный, раздражающий, как угодившая в глаз ресничка, как острый камушек в ботинке. Что, если бы 37-летний Пушкин не поперся по своей дурацкой ревности на Черную речку стреляться с Дантесом, а 26-летний Лермонтов по своей же глупой заносчивости — к подножию Машука на дуэль с Мартыновым? Какой гранью повернулся бы этот мир, удержись на краю Есенин в свои 30 и Маяковский в свои 36? Ответа нет. Ни история человечества, ни жизнь человека не знают сослагательного наклонения. Что сделано, то сделано. Что выбрал, то и есть.

Мне могут возразить, что ни Цой, ни Высоцкий дату и обстоятельства своей смерти не выбирали. Как не выбирал Шукшин, в 45 лет умерший от инфаркта во время съемок фильма «Они сражались за Родину». Не выбирал Вампилов, в 34 года утонувший в холодном Байкале при попытке спасти не умеющего плавать друга. Не выбирал медленно умиравший от полученного на фронте ранения Гудзенко: 30 лет — разве ж это возраст?

И все же они — те, кого я нынче вспомнил, и те, которых не назвал, — свой выбор сделали. «В городе мне жить или на выселках, камнем лежать или гореть звездой?» — они выбрали горение. Жгли свечу жизни с обоих концов, да не спичками — паяльной лампой!

Свет погибших звезд сотни и тысячи лет несется в бесконечном космосе. Подлинный талант ярко горит спустя поколения. Даже в смерти поэты не становятся бывшими.