Александр Никонов / Фото: Из архива Александра Никонова

Демократизация вкусов

Общество
Как-то разговаривал я с Хазановым. Зашла речь об ансамбле Моисеева, и собеседник мой произнес неожиданную, но очень правильную фразу:

— Вы же понимаете, Александр Петрович, что этот совершенно уникальный коллектив — продукт империи. Сейчас повторить такое невозможно.

И, в общем, да. Невозможно. Никаких спонсоров не хватит. Только казна...

Что, не согласны? Не можете разглядеть империю, задрапированную кумачом? Да вы идиот!.. Сталин был не просто царем, он был воистину единовластным правителем. И потому закономерно восстанавливал имперский стиль. При нем вместо революционных «полпредов» вновь в язык возвратились старорежимные «послы», вместо «комбригов» — генералы, вместо «командиров» — «офицеры», вернулись золотые погоны. А вы знаете, почему запущенный при Иосифе Грозном поезд с идеологическим названием «Красная стрела» имел не соответствующие названию синие вагоны? Потому что именно такие вагоны 1-го класса были у царских поездов, в коих ездила аристократия... И о каком равенстве между кремлевскими небожителями и крепостными колхозниками можно говорить?

Империя — это неравенство. Империя — это разделение на аристократию и плебс, на вкусы высокие и низкие. Вверху ходили на оперы и балеты, балы и ассамблеи, посещали рестораны с накрахмаленными скатертями, а внизу — частушки и кабаки, сельпо и рюмочные. Вверху — барокко или сталинский ампир, внизу — избы и параллелепипеды бараков. Вверху — станиславские, мандельштамы и эйзенштейны, внизу — деревянная эстрада в городском парке и куплетисты ...

Вы опять не согласны? На сей раз с чем?.. Говорите, у Моисеева танцы разных народностей плясали?.. Бросьте! Я от танцев далек, но жена моя профессионально занимается танцами. Всю жизнь. Вот ее золотые слова:

— Все было наоборот — Моисеев ездил по стране и показывал народностям, как они должны танцевать.

Действительно, Моисеев брал за основу народный примитив — как Пушкин русские сказки — и подымал его на самый верх вкусового аристократизма.

То же самое было и с литературой. Помимо отвратительных цензурных функций, худсоветы несли и функцию эстетическую. Был некий стандарт качества, ниже которого опускаться не давали. А потом пришла демократия... Нет, я вообще-то люблю демократию. Но она пришла! И принесла с собой плебейский вкус. В издательствах исчезла редактура — практически полностью. Что принес автор, то и выпускают, не сильно озабочиваясь качеством. И щедро плещут в корыто книжных магазинов разноцветные помои! А потребитель усердно чавкает, поскольку не особо разбирается в сортах апельсинов... Даже корректура допускает такие ошибки, от которых благородный Розенталь повесился бы на шелковом шнурке.

Сравните помпезные сталинские высотки и убогие, наспех сляпанные хрущевские пятиэтажки, и вы поймете, что произошло с литературой во времена народного торжества. Она опростилась. Опростоволосилась. Осрамилась, как пьяная баба.

И тогда вдруг выяснилось, что круг людей, понимавших хорошую литературу, был узок, а всех остальных просто научили читать...

amp-next-page separator