Третий тост за Никиту Белянкина
Он сделал два выстрела в воздух, ожидая, что нападавшие разбегутся. Однако злоумышленники начали избивать самого Белянкина, в итоге мужчине был нанесен смертельный удар ножом в область сердца.
Последний раз я виделся с Никитой нынешним маем в Смоленщине на «Вахте памяти» под Гагариным.
Очень хочется сказать «крайний»: в нашем поисковом отряде хватает и бывших вояк, и действующих сотрудников силовых структур, отсюда и взялось это дурное в обычной мирной жизни суеверие заменять одно слово другим. Но так уж вышло, что этот раз и правда стал последним. От слова совсем.
Тогда — в первых числах мая — мы с ним еще лазали по советским позициям, долбили лопатами и щупами окопы и стрелковые ячейки, разбирали вусмерть проржавелое боевое железо. Ели из одного котла. Поднимали традиционный третий тост (стоя и не чокаясь) за всех, кто из боя не вышел. А 3 мая стояли в одном строю на торжественной церемонии перед «времянкой» с останками найденных бойцов. Шел предварительный разбор полетов (до закрытия «Вахты» оставалось еще несколько дней), организаторы и специально приехавшие из Москвы представители ДОСААФ награждали особо отличившихся поисковиков. Момент приятный, но по факту рабочий, проходной, ведь впереди еще целый поисковый сезон — работа на все лето и добрую половину осени. Есть у нас вся Смоленщина, Невский пятачок, Карельский фронт — планов-то громадье!..
Для Никиты эта наша «Вахта» была последней. Месяц спустя — в ночь на 2 июня — он погиб. Шел с девчонкой со дня рождения, увидел драку: одни неизвестные толпой забивали ногами двоих других. Полез разнимать. И получил ножом под сердце.
В поиск Никиту привел отец Алексей Белянкин. Честно тогда признался: руки опускаются. 16-летний пацан, резкий, колючий, недоверчивый — Никита тусовался с «антифой», дрался с доморощенными нацистами, несколько раз попадал в больницу то с переломами, то с пробитой головой, имел приводы в полицию. Ходил в двух шагах от «уголовки» и плевать при этом хотел с высокой башни на все авторитеты и зануд-взрослых. Типичный трудный подросток со всеми вытекающими.
Никита съездил с нами на «Вахту» раз-другой. Втянулся. Не буду глупо хвастаться, будто наш всеблагой пример вмиг чудесным образом перевернул его юную душу. Кто мы ему были? Обычные взрослые, со своими интересами и проблемами, в чем-то разумные, в чем-то — не очень, каждый с собственными тараканами по службе, по жизни. Но была поисковая работа, которую мы делали. И что-то он все-таки в ней разглядел — настоящее, глубинное, коренное.
Как Никита менялся — отчетливо читалось по его отцу. По выражению глаз. Развороту плеч. Улыбке. Сдержанной гордости скупых ответов. «Лех, как там Никитос?». «Да все нормально, Темыч».
Когда пришла пора идти в армию, Никита пошел служить. Попал в Новосибирск, в 24-ю бригаду ГРУ. Сначала срочная, потом контракт. Начинал разведчиком-санитаром, закончил старшим разведчиком. Поучаствовал. Был отмечен государством. Демобилизовался в начале этого года. В мае на «Вахте» я спросил его: что собираешься дальше делать? Хотел получать высшее образование. И с девушкой, как я понял, как-то по-хорошему складывалось...
Скоро мы соберемся вместе: наш поисковый отряд, близкие, друзья, сослуживцы. Будем скомкано и неловко переговариваться, будем проталкивать внутрь водку перехваченным горлом и выталкивать наружу правильные, искренние и такие страшные в своей беспомощности слова, потому что в этот день каждый наш тост — третий.
За Никиту. За парня, не умеющего пройти мимо.