Не храните битую посуду
Из МГУ после лекций мы ходили пешком до Парка культуры втроем - он, я да Маринка. Однажды, неподалеку от Спортивной, Маринка грохнулась в лужу. По тому, как Ленька кинулся ее поднимать, я поняла, что в нем зародилось большое светлое чувство. Зародившись, оно закрепилось в рыжих Ленькиных волосах: при взгляде на Маринку они вставали дыбом. Не успев окопаться, она была окружена тяжелой артиллерией, атакована танковыми частями, поняла, что сопротивление бесполезно и на последние выходные февраля нас пригласили на смотрины. Леня велел нам купить непросроченную «Прагу» и гвоздики для бабушки. Мы купили «Сказку» и мимозу. Это был провал: «Сказку» не любили, а от мимозы чихал даже Ленькин кот Еремей.
Встреча проходила напряженно. Мы ели курицу с пюре и обляпались. Потом под пытками Маринка созналась, что все-таки немного умеет готовить - варить покупные пельмени. Леня сидел красный и грустный, все расстроились и решили пить чай. Мне налили в чашку из сервиза «Мадонна», а Маринке - в красивую, но старую чашку с золотыми сливами по бокам, щербатую, с коричневой трещиной на боку, но исторически ценную. Она долго не решалась ее взять, потом неловко зацепила тонкую витую ручку, но тут случился ужас – ручка отскочила и чашка, ударившись о блюдце, разбилась, залив чаем и без того обляпанную нами скатерть.
Бабушка Лени заломила руки, как Федра, и принялась стонать: оказалось, чашка XIX века, из нее пил еще Ленькин прадед, потомственный военный Иван Николаевич, а его сын, Ленькин дедушка Константин Иванович, хранил в ней зубы, когда из нее не кормили самого Леньку морковным пюре, чтобы мальчик был здоровым, а теперь жизнь была кончена, потому что пришла боль, и когда у Лени родятся дети совершенно не понятно, откуда они будут есть брокколи, которая так полезна.
Я не знала тогда, что такое брокколи, и размышляла об этом, Маринка кинулась застирывать скатерть и так натерла ее кальцинированным мылом, что колокольчики, вышитые руками мастериц того же XIX века, поблекли, а потом вообще исчезли с поля. Тогда заломила руки Ленина мама: теперь все было кончено окончательно, потому что это было приданое, пусть и для мальчика, а теперь его точно не с чем отдать в хорошие руки, да и рук хороших, судя по всему, «в этом обществе не наблюдается».
Мы грустно пошли домой. Но вспоминать о тех смотринах почему-то весело. Жаль, Ленька так и не женился – хороший, когда-то рыжий, а в настоящем – профессор филологии.
У Маринки, кстати, трое детей. За время взросления они перебили кучу посуды, как и мои.
А утро четверга для меня началось с того, что я грохнула чашку. В ней, конечно, никто не хранил зубы, но какая-то прелесть в ней была, несмотря на трещинку. В первый момент стало жалко, а потом – смешно. Выбросить – и забыть. Не надо хранить битую посуду. И с прошлым, тем более бессмысленным, надо прощаться проще – иначе может не оказаться будущего.
Мнение автора колонки может не совпадать с мнением редакции.