Ольга Кузьмина / Фото: IVANDIKOV IGOR

Эхо выстрела на Черной речке

Общество
Нет счета выстрелам, что прозвучали по глупости и недоразумению. Но отголоски одного из них длятся два века — того, что 8 февраля 1837 года спугнул на Черной речке зло каркающих ворон, унося жизнь Пушкина и обрекая род кавалергарда Жоржа Шарля Дантеса-Геккерна на бесконечные попытки оправдаться перед теми, кто не мог перенести смерть солнца русской поэзии. Итог? Потеря гения, бесспорно. Тавро убийцы — на том, кого оправдал суд офицерской чести.

Шлейф порицаний — на той, что, похоже, любила мужа, Сашу Пушкина, без меры, но была заложницей своей красоты. И два столетия споров — виноват ли, и если да, то насколько, сам Александр Сергеевич в случившемся — остер он бывал на язык...

Сколько уже написано по этому поводу, сколько спорено и переспорено, а мнится разное. По мне, так тут не обошлось без женщины, но без другой. Как-то сходится все к полузагадочной фигуре Идалии Полетики, красотки из высшего света, которая после некоего диалога с Пушкиным ни имени его не хотела слышать, ни стихов читать, а на памятник обещала плюнуть. Что мог сказать поэт этой «бывалой» дамочке, что она выдала такую реакцию и унесла эту оскорбительную для себя тайну на тот свет? Кто знает. Но, видно, съязвил Пушкин от души... И в ернической вязи знаменитого «Патента на звание рогоносца» видится мне не дантесо-геккернская, а женская рука. Тем более, говорят, у Полетики с Дантесом был роман. Так не ее ли дьявольский ум разыграл эту пьесу без названия, убившую в результате того, кому Идалии хотелось отомстить, другого, бросившего ее, сделав врагом целой страны, а к образу третьей навсегда добавив отнюдь не пикантную «трещинку»...

Два века споров. В советские времена при пушкинистах и слова нельзя было сказать о непростоте самого поэта, его не лучшем характере. Сейчас, после опубликованного «без купюр» Пушкина его образ рисуется несколько иначе, что ни на йоту не уменьшает его великий талант и значимость для всех нас. А отношение к Натали менялось до противоположности, переходя от абсолютного культивирования к безосновательному очернению.

И вновь февраль... Мороз, и снег скрипит — как тогда, под полозьями саней извозчика и колесами кареты, присланной Геккерном-старшим. На Мойку, 12, летели, согреваясь надеждой. Пушкину было очень больно. Что думал и чувствовал Дантес — както не упоминается. Но ему вряд ли было хорошо... Никто не мог тогда предположить, что спустя два века в этот день мыслями будут возвращаться миллионы людей — поклонников Пушкина. И эхо выстрела будет снова поднимать в небо ворон. Они-то знают, что все споры наши — от незнания и домыслов. Слишком долго образ поэта лакировали, а Дантеса — демонизировали. Но когда-нибудь выйдет книга про настоящего Пушкина. Честная, без прикрас. И успокоит обоих дуэлянтов. И, конечно, ее. Натали.

Мнение автора колонки может не совпадать с точкой зрения редакции «Вечерней Москвы»

amp-next-page separator