Владимир Войнович. Четырнадцать минут вечности
Он мог бы и в советское, и в постсоветское время собирать тысячные залы, дружить с властью, иметь собственный театр и даже небрежно покусывать осыпающую его благодеяниями руку. Но сила сатирического таланта в нем всякий раз превозмогала естественное человеческое желание «жить как все». Чего не хватало преуспевающему по советским меркам драматургу Александру Галичу? Что надо было прославившемуся процитированной самим Хрущевым песней про покорителей космоса «У нас еще в запасе четырнадцать минут» Войновичу? Свои «четырнадцать минут» перед «стартом» в диссиденты со всеми вытекающими последствиями он, несмотря на попытки начальства удержать его в допустимых литературно-общественных и поведенческих рамках, израсходовал довольно быстро.
Войнович, хоть и печатался в шестидесятых годах в легендарном «Новом мире» Твардовского, признания у недоверчивой советской критики не снискал. Какой-то тоской веяло от самих названий его повестей: «Мы здесь живем», «Хочу быть честным». Писатель как будто пародировал метод социалистического реализма, неотъемлемой частью которого были «дубовые» декларативные названия.
Возможность полного и блистательного самовыражения Войнович нашел в ином, созданным им, жанре — «антисоветского сатирического реализма». Его шедеврами стали романы «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина», «Шапка», «Москва-2042». Никто не сумел с таким победительным ненавидящим отчаяньем высмеять советскую власть, как это сделали в своих произведениях Владимир Войнович и Александр Зиновьев (роман «Зияющие высоты»). Они оба жили в эмиграции в Германии, а потом вернулись в Россию. Но если потом Зиновьев, как философ и футуролог, сумел разглядеть «зияющие пропасти», куда стал проваливаться после победы над коммунизмом мир, Войнович начал высмеивать и презирать уже новые российские реалии, несмотря на многочисленные награды и Государственную премию по литературе в начале двухтысячных годов.
Иван Бунин в «Окаянных днях» сравнивал себя с где-то увиденной им дворовой собачонкой, самоубийственно вцепившейся в полу шинели проходящего мимо красноармейца. Так и я, писал Бунин, буду ненавидеть эту власть, пока жив. Нет смысла сравнивать Бунина и Войновича, это писатели разного масштаба. Но их объединяет изначальное неприятие любого претендующего на знание конечной истины абсолюта, будь то советская власть с коммунизмом, Лев Толстой с его всепрощенческими проповедями, Александр Солженицын, взявшийся с пафосом ветхозаветного пророка объяснять народу, как надо жить. В этот ряд неизбежно попадала и какая угодно, но хоть в чем-то ограничивающая других и думающая о своем самосохранении власть.
Отсюда избыточный гражданский пафос писателя в последние годы. А еще ни власти, ни Солженицыну Войнович не прощал утраты чувства юмора по отношению к самим себе. С этим у самого Войновича было все в порядке. Чего стоит описание его визита в Нью-Йорке в подвальный закуток с множительной техникой, где (почти по Маяковскому) «негр преклонных годов», прежде чем запустить ксерокс, поинтересовался, имея в виду страницы: «Oneoffeach?» (по одной каждую?). Он меня узнал! Вот она, всемирная слава гонимого русского писателя, расслышал в этой фразе свою фамилию Войнович.
Настоящая сатира переживает своих авторов и свое время. Солдат Иван Чонкин — персонаж «длинного», если не сказать, вечного, в духе Салтыкова-Щедрина, русского смысла. Ну а роман «Москва-2042» (с Сим Симычем Карнаваловым и космическим Гениалиссимусом) с каждым годом наливается, играет свежими красками.
Владимир Войнович ушел в ночь лунного затмения и великого противостояния с Марсом. Он уже не сможет написать песню о космонавтах, стартующих к Красной планете. Его земные «четырнадцать минут» истекли, но читающие граждане России еще долго будут искать (и находить) в его произведениях ответы на многие вопросы.
Мнение автора колонки может не совпадать с точкой зрения редакции «Вечерней Москвы»