Муслим Магомаев. Остаться навсегда
На фоне Магомаева особенно отчетливо видны бездарная продукция «фабрик звезд», фанерных исполнителей песен, поющие ноги и грустный процесс старения звезд, держащихся за сцену. Ему удалось уйти столь же гениально, как и взойти — стремительно и дерзко. И мы не увидели стареющую звезду, упакованную в цветочки-однодневки, говорящие компьютерными голосами. Он потрясающе яростно не предпринял ни единой попытки вернуться в славу.
Магомаев, наверно, как никто другой воплотил в себе образ СССР — он был гениально поющей новой исторической общностью. Азербайджанец по национальности, он по крови (как говорят) был сыном другого народа, имя которого он долго не произносил. Но кто в то время особенно интересовался пятым пунктом анкеты? И он совершенно справедливо слыл русским певцом, поскольку лучше него вряд ли кто пел «Вдоль по Питерской». Да и судьба у него была истинно русская. Вспоминаю рассказ своего друга, когда-то работавшего в «Красной звезде». Он напечатал материал об отце Муслима Магомаева, который погиб в последние дни войны в Трептов-парке и там же похоронен. Этот факт был подтвержден справкой из архивов. Но после войны оказалось, что прах старшего сержанта Магомета Магомаева покоится в польской земле. Почему? А потому что Георгий Жуков отдал приказ «равномерно» распределить погибших при взятии Берлина. Даже мертвые работали на улучшение статистики… Негоже было терять столько солдат в апреле 1945-го! И прах погибших в Берлине был рассеян по полям сражений. Не русская ль судьба? Не оттого ли так пронзительно звучал его «Бухенвальдский набат»: люди мира, на минуту — встаньте!
А разговоры о национальности мы всерьез не воспринимали. Поскольку нечто подобное говорили и об Алексее Аджубее. Шептали, что чеченского мальчика специально растили, двигали к вершине и женили на дочери Хрущева, чтобы он «обеспечил» реабилитацию своего народа. Мы как-то выпивали вместе с Алексеем Ивановичем, и я спросил его, насколько правдива эта легенда. Он долго смеялся. А затем рассказал мне другую историю. О том, как однажды в Вене советскую делегацию комсомольцев поселили в студенческом общежитии. И Аджубей привел австрийских журналистов, чтобы показать это форменное безобразие. Он подвел их к своей койке и сказал: «Посмотрите, на чем мы спим». И сорвал покрывало. По всей кровати были аккуратно разложены пустые бутылки из-под водки, которые были опустошены минувшей ночью. Хохот поднялся оглушительный. «А ты знаешь, кто положил мне в кровать эти бутылки? — спросил он. — Твой отец». И мы выпили за Австрию. И за отца.
Говорят, именно Аджубей свел двух людей — Пахмутову и Магомаева, совместное творчество которых, несомненно, подняло рейтинг ВЛКСМ, хотя Магомаев и комсомол существовали отдельно друг от друга. Между ними была только песня — «Надежда».
Магомаев вообще существовал отдельно — от всего, соединяя любовью самые немыслимые форматы и совершенно разных людей. Но самое главное — точно определил свой срок «правления». И не пошел на новый. Поэтому и останется с нами — навсегда.
Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции «Вечерней Москвы»