Чехов, отражающий бесконечность

О творчество Чехова, как льдины о нос ледокола, разбиваются основополагающие для западной цивилизации XX века учения Фрейда, Ницше и Маркса. Взаимоотношения полов и любовь в произведениях Чехова аморфны и расплывчаты. Воля к власти и социальному переустройству мира в его героях практически сведена к нулю. Чехов изображал душную, полуживую в своем безволии среду, в которой гасли искры ищущего смысла и справедливости разума.

У Чехова практически нет положительных героев. Его персонажи одновременно ограничены существующими в обществе рамками, но бесконечны в истолковании причин своих действий, а точнее бездействия. Поэтому пьесы Чехова превратились для мировой драматургии в матрицы, куда вот уже третий век режиссеры вливают собственное, иногда противоположное чеховскому содержание. Вечная драматургия Чехова — равнинное течение жизни, констатация тщеты любых попыток изменить сущность человека. Человеку не дано вырваться из «футляра» повседневной жизни.

Но при этом гениальность Чехова как человека и писателя в его стремлении сломать «футляр». Он добрался до Сахалина, совершил кругосветное путешествие, не церемонился в вопросах толерантности. В своих дневниковых записях он предвосхитил многие коллизии Розанова и Бердяева, постигавших «вечно бабье» в русской душе, обнаружил на Луне (пьеса «Иванов») скрывавшегося от призыва в армию еврея, встречался лунной ночью на Цейлоне посреди поля с девушками «пониженной социальной ответственности». Одним словом, жил как удалой русский мужик. И здесь же — пенсне, нежная любовь к мешавшим ему работать родственникам, трепетное отношение к врачебному делу… В этой бесконечности вечное величие Чехова и России.