12 лет без Летова

Так и с его творчеством — оно зависло где-то между тем и тем и оттого никак не встраивается в нашу дефрагментированную реальность. И любое, даже самое пристальное, рассмотрение его творчества будет казаться недостаточным.

Феномен Егора вообще нельзя рассматривать сквозь научную или этическую призму, ибо нельзя загнать индивидуальность в рамки. Рассвет каждый видит по-разному. У кого-то он розовый, у кого-то черный, а кто-то и вовсе не видит рассвета.

Примерно за девять лет до смерти Летова, осенью 1999-го, я впервые расслышал «Гражданскую оборону». Было темно, мы сидели на скамейках в городском парке города Пушкино. Кто-то включил кассетный магнитофон. Сначала я услышал «Like a rolling stone», а затем «Русское поле экспериментов». Наверное, было еще что-то, но я это не очень помню, да и неважно. Важно, что тогда я почувствовал невероятную всесокрушающую мощь этих слов и этой музыки, которая с того дня осталась со мной навсегда. Невероятное и, наверное, гибельное свойство его песен.

До сих пор не знаю и не могу объяснить, почему Летов производит это ошеломляющее впечатление. Могу только примерно указать, где и как рождается этот трепет: внутри, в самой глубине, в сыром, темном, холодном погребе, пахнущем прелой картошкой (и нефтью, конечно), ворочается что-то постороннее, неживое, кромешное, но совершенно невероятное и — твое. Наверное, это и есть душа. Впрочем, я не уверен.

Летов однажды сказал:

— Иногда мне кажется, что самое сильное и настоящее — это отказаться от надежды. Вот тогда-то, может быть, все и начнется.

Я верил, что он жив, считая его смерть каким-то особенным, доселе невиданным экспериментом. Надежды больше нет. Но все только начинается:

«На наших глазах исчезают потери,

Душа выпускает скопившийся страх.

Я слышу шаги — открываются двери,

И смерть исчезает на наших глазах».