Мы другие, и нечего к нам лезть

Для нас ценность личной свободы в таком понимании усилится. Прежде всего для жителей Москвы и других больших городов. Люди помоложе, у которых довольно мягкая культурно-ценностная система, будут тянуться, скажем так, к возможности взаимодействовать с обществом, платя за это минимальными ограничениями своей свободы. Понятие свободы все более означает сейчас не свободу от политики или власти, как это было, скажем, в XIX — начале XX века, а личную свободу индивида от мира вообще.

При этом качественное восприятие человеком большого мира (или мирового сообщества, зарубежных соседей, отношение к ним) не изменится сильно, но чуть деформируется. У нас ведь есть два восприятия. Как бы официальное «все мы братья» и цивилизационное: «мы — одна цивилизация, они — другая». Вот это второе восприятие со временем просто станет официальным. Явным.

Сейчас оно глубоко зашито под разнообразные теории, дескать, «мы другие, но вы нас за это извините». А пройдет немного времени, и никаких извинений не будет. Будет просто «мы другие, и нечего к нам лезть».

Другой вопрос, как весь остальной мир будет воспринимать нас. Глобализация, конечно, не исчезнет, но главная опора у каждой страны будет на национальные рынки и национальные культурные системы. Фрагментация уже идет, и она заметна. Уже нет некой великой системы с «семеркой» во главе, где все проблемы решаются на уровне диалога, хоть и не всегда по-доброму, но через какие-то институты и инструменты. Сейчас каждая страна тянет штурвал на себя.

На этом фоне люди начнут остро ощущать ценность собственной нации. Это то, что и так у каждого есть подспудно, но станет очень явным. Станет обоснованным и приличным. Поскольку сейчас как бы неприлично замыкаться в собственном мирке, а прилично быть гражданином мира. Но в посткарантинном мире будет важнее быть своим, а не всемирным. И под это подведут и экономические, и социальные основания. Ценности же вырабатываются из реальности. А потом уже они закрепляются и живут вне зависимости от внешних изменений.

Так вот, сегодняшняя реальность продуцирует национальные позиции, а не международные. Так же, кстати, было в 20–30-е годы прошлого столетия. Все международные институты тогда стерло с лица земли, как весна «стирает» талый снег. Реальность изменилась, и появился запрос на национальную позицию, а не на единый мир или единую Европу. Такие же настроения повторяются и сейчас, спустя 100 лет.