Юлия Савичева: Я стремлюсь к стадионам
Певица Юлия Савичева в эксклюзивном интервью «Вечерней Москве» рассказала о новых песнях, своей семье и том, как интуиция помогает ей в жизни и творчестве.
Рыжий ген
— Юля, у тебя такой яркий образ! Скажи, такой цвет волос — это ваше семейное?
— Да, это семейный ген. Мой дедушка был абсолютно рыжим, у него по всему телу были веснушки. Моя мама взяла чуть меньше от него, а вот я стала рыжей — передалось через поколение. Причем моя дочь тоже родилась рыжей, но потом потемнела. Удивительная вещь — потом она как-то преобразилась в блондинку.
— Дразнилка «рыжий, рыжий, конопатый» тебя преследовала в детстве?
— Мне это было абсолютно не обидно, потому что моим любимым персонажем была, да и до сих пор остается, Пеппи Длинныйчулок.
— Ты себя с ней ассоциируешь?
— Да, я немножко такая сумасшедшая! Есть во мне это — иногда «ведьмачу», иногда вещи сны снятся, иногда какие-то предчувствия бывают.
— То есть у тебя очень сильно развита интуиция?
— Да, сильно развита.
— Это тебя выручало в жизни?
— Да, очень часто. Раньше я к ней не прислушивалась так сильно, как сегодня.
— Был ли момент, когда интуиция тебя спасла или направила?
— Был серьезный момент, когда я отказалась от своей профессии в пользу семьи — я пропала со всех радаров где-то на полтора или два года. И не ошиблась, потому что я поняла, что если не остановлюсь, то в какой-то момент не будет ничего дальше. И со здоровьем уже были проблемы, в семье были проблемы. Я просто почувствовала, что нужно что-то кардинально менять. Хотя я не могу без своей профессии, я фанат своего дела, мое призвание — быть артистом.
— И тогда ты прислушивалась к своей интуиции?
— Да, я прислушалась и поняла, что судьба давала мне различные знаки. Это был сложный выбор, конечно же, но внутри я была абсолютно уверена, что все делаю правильно.
Очень часто при выборе песен, которые мне присылают в демовариантах или показывает муж, я не могу это объяснить, но я просто чувствую, что из этого может получиться что-то удивительное. Часто бывает, что мне снится кто-то из ушедших родственников и предупреждает о чем-то. И не раз я убеждалась, что предупреждают правильно. Спасибо им большое.
— Люди, которые с тобой работали или пересекались, описывают тебя как очень доброго и яркого человека. Наверняка это закладывалось в раннем возрасте. Каким ты помнишь свое детство?
— Все зависит от воспитания и родителей. Моя мама очень трогательный и душевный человек, и эта трогательность и невероятная эмпатия к людям у меня от нее. А от папы — вспыльчивость, резкость, бунтарский характер. Поэтому, наверное, я в детстве и влюбилась в Пеппи Длинныйчулок. Меня вообще всю жизнь почему-то преследуют фильмы, сериалы, книги, где есть рыжие персонажи. Я ничего не могу с этим поделать, эта нить у меня не прерывается.
Детство в Кургане
— Какие самые яркие впечатления или воспоминания у тебя о детстве?
— Я родилась в городе Кургане. Это моя любимая родина с невероятной природой. Уехали мы с родителями оттуда, когда мне было шесть лет, но до того момента я уже успела и в кружке танцевальном побыть солисткой, и даже на гастроли на свои первые съездила, и в четыре года впервые вышла на сцену филармонии курганской. Точнее, меня вывели.
— Близкий друг вашей семьи и отец с Максимом Фадеевым были в одной группе, созданной ими в Кургане. Насколько это повлияло на твой музыкальный вкус и какую музыку слушали в твоей семье? Были ли музыкальные посиделки?
— Как я радовалась, когда меня не выгоняли спать! Я любила эти посиделки, любила слушать, о чем говорят. Понятное дело, музыканты говорят, конечно, про музыку, про какие-то внутренние кухни. Наверное, другому ребенку такое было бы неинтересно, а мне было безумно интересно все! И музыку, конечно, слушали.
— Музыку, которую группа играла, или, может быть, что-то зарубежное?
— Песни абсолютно разного направления, но в основном это были поп-рок исполнители. И зарубежные, конечно же, это Seal, это Питер Гэбриэл... Конечно же, мне нравился альбом Макса «Ножницы», мне кажется, это невероятная работа, которая будет жить еще очень-очень много лет и до сих пор звучит актуально. Линду я тоже слушала, так как я вообще все изнутри там наблюдала. Enigma мне нравилась. И папа, являясь барабанщиком, постоянно ставил уроки барабанщиков, Дейва Векла, я это тоже смотрела вместе с ним и даже чему-то училась.
Моя мама учила детей играть на фортепиано, у нас дома стояло пианино, иногда я к нему подходила, что-то там изображала, но серьезно этого не делала, меня никто не заставлял. Мама не учила меня фортепиано, нет, я танцевала, я постоянно, как юла, зажигала и не прекращала это делать. И как же хорошо, что меня не заставляли садиться по семь часов заниматься всеми этими гаммами! Мне кажется, у меня отбилось бы желание заниматься музыкой. Запела я с семи лет вообще, то есть это достаточно поздно.
— То есть даже не в Кургане уже?
— Да, уже в Москве. Когда я услышала песню Уитни Хьюстон, я настолько была поражена силой ее голоса и ее искренностью, какой-то удивительной подачей, что мне захотелось выучить эту песню и хотя бы чуть-чуть приблизиться к оригиналу. С этого все и началось.
— При этом английского языка ты еще не знала?
— Почему, в школе мы начинали потихоньку учить английский с первого класса. Конечно, я на слух часто понимала, о чем поют. Когда я учила эти тексты, то понимала, о чем поется.
— А где ты слушала эту песню, чтобы выучить?
— По радио. Это очень странная ситуация, где доведется услышать, там я ее и учила, у меня не было никакой кассеты, у меня не было никакого проигрывателя для того, чтобы вот так вот ставить сколько угодно раз и слушать и учить. Слышала по телевидению, по радио — вот когда слышала, тогда и учила.
— Сколько приблизительно раз тебе понадобилось прослушать эту песню, чтобы выучить?
— Даже не знаю, миллионы раз, но так как это был мегахит, то он звучал буквально из каждого утюга, так что я достаточно быстро ее выучила и просто для себя ходила и напевала.
— Кому-то ее исполнила?
— Кто-то из друзей или знакомых был рядом, и такое удивление у людей возникло, просто искренний шок такой! Я думала, чего удивляться, мне еще до Уитни Хьюстон как до луны! Ну и все, потом один другому передал, и вот это сарафанное радио понеслось. Я начала петь для всех родных, родственников на всех праздниках, но потом еще и Макс Фадеев услышал, как я напевала, сидя на пляже. Мы как раз отдыхали все вместе. И вот я напеваю как обычно, мне же надо репетировать, а он подходит ко мне и говорит: «Это ты сейчас пела?» Я говорю: «Да». Он говорит: «Ну вот, мы еще и поем!» Он знал, что я танцую, и когда он вывел меня на сцену, то это была его инициатива.
— Родители, получается, тоже не знали?
— Да, пока я сама не запела. Это было мое личное искреннее желание.
— А когда наступило осознанное понимание, что ты выбираешь именно эту стезю — стать певицей? Пойти заниматься вокалом профессионально, а не хореографией?
— Я занималась бальными танцами, причем я отдала им восемь лет, и у меня даже ученики свои были. Более того, я стремилась к тому, чтобы открыть в дальнейшем свою школу танцев, быть востребованным танцором и добиться Блэкпула — у танцоров это как у музыкантов «Грэмми».
— Когда ты хотела открыть школу, сколько тебе лет?
— 15, но это была цель, мечта.
«Фабрика звезд»
— Когда случился переломный момент, где ты взяла и себя развернула совершенно в другое направление?
— Это все продолжалось с семи лет, когда я учила песни, которые мне нравились. Вот выходит какая-то песня, я ее услышала, поняла, что нравится, и учила для себя. Это были песни Тони Брекстон. Селин Дион очень мне нравилась тогда. Именно вот эти голосистые девы нравились, поэтому я развивалась в этом направлении.
— И уже начала заниматься вокалом?
— Я не начала, но впервые, помню, меня пригласили записываться на бэк-вокал к Линде в студию. Мне тогда было то ли восемь, то ли девять лет. Я не ставила перед собой задачу стать всемирно известной певицей, мне просто безумно нравилось петь. Я любила и танцевать, и петь, но я точно знала, что не смогу без сцены и без этих выступлений, что мое призвание — выступать для людей. И такая возможность выдалась на «Фабрике звезд — 2». Конечно же, тогда Макс сказал нашей семье, мол, приходите на кастинг, а там уже как пойдет.
— Страшно не было?
— Ну конечно волнительно, тем более столько людей! Невозможно было не волноваться.
— При этом вопроса пойти или не пойти на этот кастинг даже не стояло?
— Ну конечно же не стояло! Было бы странно, если бы мы не пошли. Собственно, ведь Макс мне как второй отец.
— А папа не ревновал?
— Да, иногда ревновал, не скрою. Это нормально. Было бы странно, если бы им было все равно. Мне, наоборот, даже было приятно с какой-то стороны, что есть ревность в мою сторону.
— А конфликтов и «либо я, либо он» не было?
— Макс всегда шел навстречу, всегда пытался разрешить конфликт. Мой папа вспыльчивый, прямолинейный человек, и, конечно же, это не всем нравится, но с возрастом он стал гораздо мягче. Поэтому даже те недопонимания, которые у нас были в мои 16, 18 лет, просто прошли со временем. Вообще, с моими двумя отцами этот вопрос до конца решился буквально лет пять назад.
— Каким образом? Они сели и поговорили по душам?
— Я говорю конкретно про себя: мои отношения с ними пять лет назад решились. Я думаю, что у папы тоже были по отношению ко мне свои обиды, но мы об этом не говорили никогда. И вот мы наконец поговорили об этом, поплакали вместе, я его простила, в общем, началась семейная идиллия.
С Максом, я думаю, мы поняли друг друга окончательно перед пандемией, когда я продолжила карьеру сама без продюсерского центра. Конечно, тогда были проблемы, но мы их решили и тоже прекрасно сейчас общаемся.
— Ты с ним советуешься сейчас по новым композициям, по каким-то профессиональным вопросам?
— Иногда советовалась. Сейчас понимаю, что, кроме своей интуиции и понимания своей аудитории, мне никто не поможет. Все-таки четыре года цельного плавания многому научили, и еще многое впереди. Но главное — это слушать себя и не подпускать к своим видениям и пониманию музыки никого постороннего. Ты можешь выслушать мнение, конечно, ни в коем случае нельзя отгораживаться от всех, а главное — от своей команды, с которой ты работаешь. Но так или иначе всегда ответ внутри тебя.
Адское испытание Евровидением
— Как «Фабрика звезд» и Евровидение отразились на тебе и на твоем творчестве? Какие кардинальные изменения у тебя произошли?
— Глобальные изменения! Потому что на «Фабрике» я изменилась. Я повзрослела, поняла, какую музыку хочу петь, и всему этому способствовали, конечно, учителя, которые приходили к нам в дом, с которыми мы тренировались. Прежде всего Макс, потому что он раскрыл меня на «Фабрике», и появилось два наикрутейших хита — это «Высоко» и «Корабли», которые до сих пор пользуются успехом, до сих пор люди хотят их слышать, поют. Это была всего лишь только одна ступенька, но глобальная.
Что касается Евровидения, то это было адское испытание просто! По-другому я сказать не могу, потому что в 17 лет я была абсолютным ребенком, не имеющим за плечами опыта, ни сценического, ни гастрольного, никакого! А тут такие испытания... Я не смогла с собой справиться на финале, я поняла, что моя нога едет по танцору, который был намазан густым слоем краски, я испугалась. Это было видно по моим глазам, и все это отразилось на моем голосе. Я до последнего пыталась с собой бороться, но мне кажется, если бы я реально упала в тот момент, это была бы феерия! Я думаю, я бы продолжила петь, даже если бы упала.
— Как настоящий артист.
— Да, я думаю, я бы не остановилась.
— Это черта твоего характера — не сдаваться несмотря ни на что, дойти до конца, это везде и во всем было?
— Да, это везде, во всем, потому что такая у меня натура — я воин.
— Как внутренне ты это пережила? Это же огромный стресс и огромное напряжение, ответственность. Все-таки представлять целую страну, не имея опыта... Как ты с этим справлялась?
— Мама была рядом. Ну и плюс мое непонимание всей глобальности этого мероприятия. Это же самое меня выручало и на «Фабрике», такое детское восприятие мира, розовые очки и розовые пони, тогда мне это помогало. Ну, до определенного момента, конечно же.
— До какого?
— Это все постепенно происходило, жизнь ставила свои условия.
Падения и затишье
— Получается, это столкновение с какой-то более жесткой действительностью шоу-бизнеса? В конце концов, ты там уже 20 лет.
— Да, были всякие периоды и взлетов, и падений. Первый момент падения был, конечно, где-то через год после Евровидения, когда нужно было выпускать новые материалы, а их не было. И все пошло на спад. Я понимала, что что-то происходит, а я ничего не могу сделать с этим. Я не понимала, что мне делать. Я была слишком молодая, неопытная, и я стала расстраиваться.
— Депрессия была?
— Депрессии не было. Я не понимала, что это так серьезно, потому что возраст еще такой юный. Но рядом со мной уже был мой молодой человек, в будущем муж — Аршинов. Он тоже музыкант, и он наблюдал все это. Я обратилась к нему. Говорю, пожалуйста, может быть, ты напишешь мне какую-нибудь песню? И он впервые в жизни написал песню, называлась она «Седьмое небо». Эта песня есть в первом альбоме «Высоко», и я помню тот момент, когда он позвонил мне и в трубку ее напевал. Это было что-то удивительное, потому что я начала плакать. Это были искренние слова в песне, красивая музыка... Потом я помню, как пришла с этой песней к Максу, он разрешил ее сделать. Конечно, для нас это было чудом, потому что Макс очень ревностно относится к своему творчеству, к артистам, которые работают у него.
Тогда, конечно, я не на 100 процентов чувствовала жестокость шоу-бизнеса, это было всего лишь процентов десять от того, что ждало меня впереди. Далее был период затишья — и раздался звонок, и меня спросили, могу ли спеть для сериала «Не родись красивой», и что у них есть песня. Я говорю: «Конечно, присылайте, с удовольствием послушаю». Я не забуду тот момент, когда я влюбилась по уши и просто бежала на студию быстрее ее записывать. Я уже была фанаткой этой песни, еще не записав ее. Она до сих пор одна из моих визитных карточек.
И тогда начался очень серьезный новый взлет, мой личный успех. Он длился, наверное, где-то лет пять–шесть, а потом опять начался спад. В тот момент, кстати, у меня подснесло крышу, когда был уже выпущен альбом «Магнит». Посыпались разные награды, признания, стадионы. И когда это начало сходить на нет, вот тогда-то меня и накрыло. Я стала достаточно агрессивно общаться с людьми, почувствовала себя какой-то, наверное, великой. Но судьба мне сразу показала: так нельзя. И ничего не получалось потом, просто ничего.
— То есть опять наступило затишье?
— Да, наступило серьезное затишье, провал, я бы сказала. Я пришла к Максу и попросила его, чтобы он написал мне другую песню, не то, что я исполняла раньше, потому что тот материал мне уже стал неблизок. Я повзрослела, и то бунтарство, которое было в 18–20 лет, уже не может быть в 25 и в 27. Ты меняешься и чувствуешь в себе это, особенно когда долгое время живешь с одним и тем же человеком. А я уже много лет жила со своим будущим мужем, с 18 лет. И это тоже меняет мировоззрение и понимание себя. И когда я переосмыслила, что я сделала не так, что нужно для того, чтобы все опять поехало, появилась песня «Москва — Владивосток».
Новый период
— В какой музыке у тебя была потребность?
— В более женственной и более зрелой, более романтичной. Тогда был период поп-рока, и это были такие песни, я даже не знаю, как их охарактеризовать. Я их и сейчас люблю, но это определенный период в моей жизни и моем становлении.
В 2010 году вышла «Москва — Владивосток». Это был совершенно другой образ женственной девушки, мне этого очень не хватало, и мы с Максом это сделали. Дальше пошли танцевальные песни также с упором на лирику, и начался очередной взлет, а потом следующее падение и очень сложный период. Это было в связи с моим здоровьем и с разладом в семье. Мы очень хотели ребенка, но у нас не получалось, и мне пришлось оставить шоу-бизнес.
Это был очень сложный период. Потом был другой сложный период, когда я уже вернулась с гастролями, с новой песней, с клипом, после рождения Ани. И тогда я поняла, что полгода сижу без работы. Это было тоже невероятно сложно, потому что ребенок на руках — а я без работы. И, конечно же, мы семьей приняли решение, что я продолжу путь самостоятельно. Следующим этапом был уход из продюсерского центра, когда мы полтора года буквально сидели на курице и гречке, считали каждую копейку. Это было адски тяжело.
— Кто тебя поддерживал в сложные моменты?
— Родные, родственники.
Артист в семье должен быть один
— А с супругом не было с конфликтов на почве того, что ты была очень успешна, популярна?
— Ни в коем случае! Несмотря на то, что он сам был солистом альтернативной группы, глядя на мой успех, он пришел однажды домой и сказал: «Артист в семье должен быть один, я ухожу из своей группы, и мы будем делать все для того, чтобы ты состоялась». Вот так с этим и живем. А он реализовывается в музыке, которую мне пишет. Последняя песня, которая состоялась, — «Желтое такси». Он написал ее года два назад. Я обратилась к молодым музыкантам, которые тоже мне пишут песни, попросила переделать куплет, и в результате получилось классно и современно.
Муж помогает нашей семье во всем что происходит, и с ребенком, и с карьерой, и с моей эмоциональной стабильностью даже. Это ведь тяжелый труд на самом деле.
— Невероятно! Человек из такой же профессии, и вы начинали на схожей дистанции, а потом такой большой разрыв в плане узнаваемости, популярности! Медные трубы — самое тяжелое...
— Я чувствую, что впереди у нас еще более серьезные испытания, потому что сейчас у меня начался новый виток в карьере. И мы получаем результат, мы его видим, и мы не просто это можем обсудить, мы можем это как бы даже потрогать! Мы видим цифры, мы видим людей, которые поют мои новые песни на концертах, мы видим заказы на сольные концерты. Кстати, в ближайшее время у меня будет два сольных концерта: 13 октября в Питере, клуб «Космонавт», и 20 октября в Москве, клуб «Урбан».
И вот прошло четыре года, пока мы вырулили ситуацию, которая находилась буквально на нуле. Я не гастролировала, я была подзабыта по-настоящему. Конечно же, люди знали песни, и я не боялась, что меня забудут окончательно. Нет, песни «Высоко», «Если в сердце...» — они переживут еще нас всех, это мегахиты. Но именно в плане актуальности артиста меня подзабыли. Это было невероятно тяжело, поднимать всю эту машину, сдобрить ее маслицем сначала, чтобы она хоть как-то очнулась и поехала.
Я буквально на ходу училась, как делать то или другое задание, потому что, находясь в продюсерском центре, ты ничего этого не знаешь, за тебя делают все. Ты можешь только выйти и на концерте хорошо спеть песни, хорошо выглядеть, хорошо выступить, коллектив подобрать. Все, на этом все твои обязанности заканчиваются. Но представляете, какой большой груз на меня свалился, когда я поняла, что я ничего не знаю в шоу-бизнесе и не знаю, куда мне идти и с какой стороны начать?
— С чего ты тогда начинала, когда поняла, что ты осталась одна, а вокруг только твои близкие?
— Я поняла, что нужно собраться в кучу, ноги в руки, и первостепенно делать материал. Я была очень счастлива, что нашелся человек в нашей семье (это наш крестный), который помог нам финансово. Без этого мы бы не смогли продвинуться никуда. Наверное, закладывали бы что-нибудь, чтобы деньги были на то, чтобы создать песни, снять клип, который уже можно нести на радио, на телевидение и в интернет.
По маленьким крупицам это все восстанавливалось, причем объем работы был невероятно огромен, а результат от этого поначалу был мизерный, потому что для того, чтобы появиться в инфополе в музыкальном пространстве, нужно было как минимум три года успешной адской работы, успешных синглов, успешных альбомов, успешных клипов. Когда тебя начинают приглашать на какие-то интересные проекты, когда тебя просто замечают, видят и оценивают проделанную работу. У нас ушло на это четыре года.
— Вспомни твой первый успех после такого провала. Концерт, выступление, когда ты сама все сделала, подготовила репертуар, что это был за концерт?
— Так как был период без моих хитов — мне же запретили их исполнять, то я пела все свои новые песни, которые мы сделали в студии с музыкантами. Мы начали делать эту программу, плюс я пела какие-то кавера даже. И один концерт произошел в Турции для отдыхающих. Я так нервничала, вы себе не представляете! Думала, ну все, сейчас люди вообще просто встанут и уйдут. Но нет, все и танцевали, и даже подпевали мне. Конечно, для меня тогда это была большая победа.
Один выходной в месяц
— Как ты проводишь свое свободное время?
— Сейчас его крайне мало, если будет один день в неделю, так это праздник какой-то! В основном один день в месяц — настоящий такой выходной. Если есть этот день, то, конечно же, общаюсь с семьей, а если есть возможность просто полежать и ничего не делать, я это делаю и прошу меня понять, принять и поддержать.
— У тебя есть увлечения, которые не связаны с профессией, но наполняют тебя ресурсами?
— Есть, это бальные танцы. Ну, еще выпечка тортов. Пеку дома для своих, если есть на это силы, конечно, и время. Люблю это дело.
— А какие семейные традиции есть у вас?
— Когда у кого-то день рождения, мы поздравляем уже в полночь ровно, кто быстрее позвонит, есть такая у нас особенность.
— Может быть, есть какое-то общее семейное занятие, например, игра в нарды или в лото? Что-то, объединяющее всю семью?
— Мы любим кофе попить все вместе. Это больше нас объединяет, чем обеды и ужины. И за кофе можем подолгу говорить на какие-то интересные темы.
Возвращение в поп-рок
— Какие у тебя ближайшие проекты? Может быть, ты сейчас работаешь над каким-то новым синглом или клипом?
— Совсем недавно я выпустила новый сингл в стиле поп-рок — я опять начала возвращаться на эту дорожку, на которой была с 2005 года. Но, конечно, уже в современном звучании, с современным прочтением. Песня называется «Не до любви», она очень здорово принялась и людьми, и радиостанциями. Я впервые работаю с этими авторами, они прислали мне демо и мне понравился хук, который есть в припеве, он очень запоминается, он эмоциональный. И я поняла что эту поп-песню можно сделать с добавлением рока, это будет классно и по-новому звучать.
Не скрою, было сложно, тяжело и волнительно ее выпускать, потому что я думала, ну все, сейчас провал будет, потому что это что-то новое. Но напрасно, моя интуиция опять меня не подвела, поэтому дальнейшие треки и синглы тоже будут в стиле поп-рок. Мы уже несколько песен записали, работаем над ними. Цель — в 2024 году выпустить мини-альбом, и там будет поп-рок.
— В каком еще жанре ты хотела бы себя попробовать?
— Наверное, в альтернативе совсем тяжелой, потому что изначально я обожала эту музыку. Но я понимаю, что это совсем некоммерческий материал. Когда будет возможность выпустить некоммерческий материал и андеграунд, я это сделаю.
— А что ты поешь лично для себя?
— Я хожу в караоке, я просто люблю петь!
— И что ты поешь в караоке?
— Ой, начиная от Губина и заканчивая Rammstein, как пойдет. Это все по настроению.
Никаких летящих тарелок
— А ты вообще человек настроения? Можешь психануть, разбить стакан, дать пощечину?
— Ой, нет-нет, я не рукоприкладствую! Эмоциональные всплески бывают, я с этим борюсь, понимаю, что нужно это контролировать и это не выход из ситуации. В семье, конечно, мы можем повздорить с мужем, но никаких тарелок летящих не будет, просто повышенный голос максимум. В профессии я понимаю, что ни в коем случае нельзя повышать голос, потому что всякие люди попадаются на пути. Они потом берут и пишут всякие гадости.
— Неизбежная оборотная сторона медали. Всегда есть те, которые не любят...
— И причем сделают гадость. И думают, что за это я буду благодарна.
— Много таких было людей по жизни? Сейчас у тебя есть ощущение брони?
— Пока что я этого не чувствую. Я думаю, что еще десяток лет пройдет, прежде чем я по-настоящему почувствую себя с броней, которую не пробить, а пока я в процессе учебы по наращиванию брони.
— Ты можешь себя назвать состоявшимся исполнителем с музыкальной карьерой?
— Конечно. Самое большое испытание у нас впереди, когда я соберу стадион сама на своих новых песнях. Понятное дело, старые хиты будут, мы без них никуда. Это тот багаж, без которого артист не может быть полноценным. Вот когда это произойдет, вот тогда и будет испытание бешеной славой. Я стремлюсь к стадионам, потихоньку начинаю в этом направлении двигаться. Вот тогда-то и будет тяжело.
— Как ты думаешь, насколько быстро это случится? Ты себе какой-то дедлайн ставишь?
— Никто не знает. Шоу-бизнес вообще нестабильная профессия. Ты можешь выстрелить прямо сейчас, а можешь и через десять лет, никто не знает. Но ты делаешь свое дело искренне и от души. Тем более это то, что я обожаю.
— Пройдя такой нелегкий путь в шоу-бизнесе, как бы ты для себя определила: что такое успех?
— Я определила свой личный успех тем, что мы организовались в семье так, что каждый может себя выразить. Я как бы штурман, приношу основной заработок, а все остальные помогают направить это судно, чтобы нигде не дай бог не пробило, вода в трюм не зашла, чтобы мы уверенно двигались вперед и чтобы нам ничего не мешало. И вот, глядя на то, как счастлива моя дочь, мой муж, мои родственники, как я счастлива от того, что я делаю то, что мне нравится, и что есть результат — есть ощущение состоятельности и реализованности.
Идти вперед и не сдаваться
— Дочка хочет стать певицей, как мама?
— Она очень творческая личность. Бог ее наградил танцевальным талантом, ритмикой. Она и голосом интонирует прекрасно. Вот сейчас думаем, в какие кружки идти. Она у меня уже школьница, но ей хочется все и сразу. Когда ее спрашиваешь, кем она хочет быть, она говорит: доктором, певицей, танцором, ну еще свой салон красоты...
— Чтобы ты сказала своей дочери, если бы она выбрала такой же путь, как мама, и решила бы связать свою жизнь со сценой?
— Я своего ребенка буду поддерживать в любых начинаниях.
— Какой совет ты дала бы ей?
— Учись! Учись и на чужих ошибках, и на своих. Не переставай работать над собой, над музыкой, если она будет музыкантом, над пониманием структуры, где ты находишься. Это сложная структура, она сопряжена и с личными переживаниями, и с рабочими. Там столько всяких нюансов, которые тебя будут и поддерживать, и угнетать! Несмотря ни на что идти вперед и не сдаваться никогда. Творческая профессия всегда нестабильна, всегда будут и взлеты, и падения.