Музыкант Петр Дранга: Мне мало исполнять лишь чужие произведения
1 февраля заслуженный артист России Петр Дранга будет дирижировать на премьере своей второй симфонии «Я’ОНИ’МЫ» в Большом зале Московской государственной консерватории имени Чайковского. Симфонический оркестр, несколько хоров и солисты ведущих театров — направлять все потоки и собирать их в единую мелодию призван дирижер. Разбираемся, как Петру удается сочетать ипостаси композитора, мультиинструменталиста, аккордеониста-виртуоза и другие.
Детские, внезапные, мощные впечатления врезаются в память надолго. Встреча с творчеством этого музыканта стала для меня именно такой. Смутно помню выходной, юмористическую телепрограмму, которая близится к финалу... И отчетливо: цепляющую музыку, пальцы, перебирающие клавиатуру аккордеона, капельки пота на висках, живой взгляд — выступает Петр Дранга. Спустя десятилетия узнаю, что этот человек теперь не только виртуоз, но и автор симфоний. Проследим его путь.
— Петр, завтра премьера вашей симфонии № 2 «Я’Они’Мы». Вам важен момент ее первой встречи со слушателями или это лишь необходимость?
— Для меня этот момент очень важен. Он позволяет проверить, как на самом деле то, что сделано, воздействует на человека. Я ведь не только композитор, но и исполнитель. Примерно представляю, как зритель будет воспринимать ту или иную часть произведения. Понимаю, где на него можно надавить, где расслабить, повести за собой в спокойствие... Ведь ты словно проводишь человека по коридорам его сознания. И быть исполнителем — это на практике знать, как управлять этим путешествием, где какие рычаги находятся... А когда произведение создано, важно сделать премьеру, чтобы подтвердить или опровергнуть свои ожидания.
— Волнуетесь, выходя к публике?
— Уже нет. В детстве, лет в 6–8, на конкурсах и прочих выступлениях ощущал волнение. Но со временем оно преобразовалось в качественно новое состояние, в собранность. Я благодарен судьбе за то, что у меня сложилось так. Думаю, этому способствовало большое количество выступлений. К ним привыкаешь и вместо волнения обретаешь уверенность, чувство, что находишься на своем месте в правильное время, что можешь что-то донести людям. В этот момент появляется некий фокус, все аккумулируется внутри человека, который выходит на сцену. И, слава богу, теперь перед выходом к зрителям я испытываю чувство куража и ответственности за то, чтобы сделать на сцене что-то интересное, каким-то образом поновому прочитать музыкальный материал.
— Коснемся вашей биографии? Там много дат, названий и кардинальных изменений пути. В 16 лет вы ушли из дома. До этого было много побед на разных музыкальных конкурсах и обучение...
— Это так. Я действительно начал заниматься музыкой в 4 года. Сейчас мне 39 лет. За творческий путь в 35 лет что-то да понял. Было много разных событий. Думаю, если бы я постоянно занимался чем-то одним, быстро бы потерял к этому интерес. Верю, что творческий поиск — это немаловажно. Да, сперва у меня было большое количество международных конкурсов. Но тогда это было в основном исполнение, сочинения немного. Потом пришел период, когда я ушел из дома и решил пожить сам, понять, чем хочу заниматься. Как раз тогда у меня появилось много композиций. Я параллельно играл в нескольких вокально-инструментальных и инструментальных коллективах. Стал больше сочинять. Я писал музыку, был ее проводником. Даже в коллективах, где выступал на вторых ролях, например, играл на бас-гитаре, мелодия была моя. Но эта музыкальная форма наскучила мне довольно быстро. Хотя все эти рок-бэнды и прочее в определенное время приносили мне некое удовлетворение... Затем решил сделать проект с аккордеоном, который бы понравился людям. Потом были разные проекты, не только музыкальные. В одних мне нравилось участвовать больше, в других меньше.
— Почему перестали играть рок-музыку?
— Дело в том, что рок-музыка — это достаточно интересное явление. Она больше похожа на короткое сообщение, высказывание, манифест, на крик души. Но иногда хочется подумать более долгими фразами, поразмышлять, подготовить человека к чему-то, подвести его. На это нужно потратить определенное количество времени, его и своего, чтобы через такую своеобразную медитацию прийти к какому-то более глобальному ощущению и эмоциям. Для этого необходима более крупная форма. И на помощь приходит симфоническая музыка. Она в этом плане гораздо более интересна.
— Но прежде чем прийти к симфониям, хочу спросить, как вы строили свой путь. Чтобы охватить все интересные направления? Ведь вы гастролировали по кавказским кафе, записывали свои версии каверов на мировые хиты, участвовали в телепроектах, а недавно сделали программу с народной музыкой и славянской неоклассикой... Кстати, что вывело на нее?
— Могу сказать, что все, что вы перечислили, действительно мне очень близко. Как и аккордеон близок с народной музыкой. И вообще все, что связано с этникой, мне очень нравится. Я часто использую это в своих произведениях. Меня в целом привлекает в жизни все, что необычно, что звучит неординарно, что подобно бриллианту, если придать правильную огранку, заблестит и начнет переливаться всеми красками.
Например, я слышу звук рожка и понимаю, как стильно и здорово это звучит. Кто-то другой, может, этого еще не осознает, потому что не слышит так, как я: не представляет, под какой бит это может играться, в каком контексте, какой можно наложить речитатив, как засэмплировать… А мне один звук рожка все эти намеки, вводные дал. И уже хочется с ним работать. Наверное, необычные вещи мне нравятся еще и из-за того, что я люблю творить, а на них можно посмотреть по-свежему, по-иному.
— И вам нравится сочетать несочетаемое, допустим, электронную и этническую музыку.
— Верно. Везде, где есть место творчеству, мне удобно, я там как рыба в воде. Не знаю, если бы мне сказали — «Занимайся музыкой, но ты будешь только исполнять произведения других людей», — согласился бы или нет. Творческие люди разные. Я отношусь к тем, кому важно создавать свое. Пишу музыку, потому что не могу ее не писать. А не сочиняя музыку какие-то полгода, занялся тем, что придумал сценарий короткометражного фильма «Муза» и снял его.
Причем это одна из 12 историй в антологии «Игры Акстер». А до этого было девять детских сказок в проекте «Сказки Акстер». Акстер — это мифический персонаж, фея, которая рассказывает разные истории, чтобы людям открывать мир под интересными углами, обновлять их нейронные связи. Как видите, все, что я делаю, пронизано творческим поиском и желанием создавать. Когда меня спрашивают — «Что будешь делать, если не сможешь заниматься музыкой?» — отвечаю, что буду рисовать, но все равно заниматься чем-то творческим.
— В чем особенность творческого процесса?
— Их много. Главное — не стоять у этого процесса на пути. Если занимаешься творчеством, занимайся: не надо высасывать из пальца, не хочется — не делай, а делай только потому, что не можешь не делать. Это особенное состояние. У каждого свои рецепты, как в него погрузиться. Я не жду вдохновения, а занимаюсь творчеством, когда есть на это время. И еще, наверное, человеку важно в этот момент оставаться одному. У меня был опыт работы в студии с зарубежными исполнителями мировой известности (речь о Limp Bizkit и Timbaland. — «Вечерняя Москва»).
Суть была в том, что много продюсеров стоят в одной комнате, и каждый набрасывает по строчке, говорит: «Тут здорово бы так, а тут этак...» — коллективно придумывают историю. Но это не мой формат. Мне нравится, когда я остаюсь один и могу полностью отдаться творческому процессу. Это дело интимное.
— Мне кажется, композиторы крайне многослойно воспринимают мир, а потому обречены на своеобразное одиночество. Как живется вам?
— Думаю, композиторы, как и все творческие люди, имеют кое-что общее: им очень интересно с самими собой. А когда человек сам для себя — лучшая компания в мире, то и выходя на связь с другими, он может оставаться собой, без «двойного дна». Просто в такие моменты он подключается к кому-то еще, начинает с людьми что-то обсуждать. А когда остается один, обдумывает что-то сам, и ему это тоже безумно интересно: находить аргументы «за» и «против», что-то сочинять, придумывать, подмечать. Творческий человек — это своего рода абсорбент, он все впитывает, пропускает через себя… Ведь люди же просто проводники. Эта музыка не его, он ее проводит. Через него, как через других творческих людей, проходят идеи, мысли, а им интересно за всем этим наблюдать.
— Поговорим про музыку, которую проводите в мир вы. Играть вторую вашу симфонию «Я’Они’Мы» будет Большой симфонический оркестр DYP Orchestra, которым вы руководите. Как он возник? Видела ролик «Рассвет. Москва», там вы и дирижировали, и играли на аккордеоне, и добавляли электронную музыку...
— Коллектив DYP Orchestra начинался с небольших зарисовок, фрагментов, о которых вы упомянули. Тому, что он появился, помогла пандемия. Выступать было нельзя, да и не для кого. Коллектив был небольшой, и я решил, что сперва мы будем играть, условно, для морских котиков и дельфинов. А потом все закрутилось, и мы стали выступать для людей. Да и пандемия прошла. Вообще, история интересная. Концепт у DYP всегда был один — сыграть или сочинить музыку в реальном времени, в процессе природного события, например как восход солнца в «Рассвет. Москва». Там я небольшой кусочек с битом, с электроникой, с аккордеоном досочинял, прямо пока восходило солнце, мы играли, а как оно взошло, импровизация обрывается. Условно это четыре минуты музыки, и это то, что больше никогда не повторится. Изначально мы играли на крышах Москвы и Санкт-Петербурга, придумывали коллаборации с поэтами, артистами, с зарисовкой фрагментов. Позже концепт начал распространяться все шире, на все более сложные музыкальные формы. И в итоге мы пришли к симфонии.
А в симфонии № 1 «Космос» импровизировал уже искусственный интеллект, как изначально в проекте DYP. Только там уже играл Мариинский оркестр, а ИИ в реальном времени сочинял мелодию на оркестровый кластер. Это было впервые в мире, когда ИИ проявлял себя, создавая музыку при огромной аудитории на 1700 человек, которых вместила Приморская сцена Мариинского театра во Владивостоке. Представьте: люди сидят, и никто не знает, как это будет. Может, ИИ сделает это очень плохо, и его осудят. Может, сделает это с ошибками. Может, недостаточно ярко. Но сама идея, соль всего в том, что подобное происходит единожды.
— А в «Я’Они’Мы» ждать импровизаций?
— Нет, на этот раз все иначе. Это полностью написанное произведение, импровизации здесь есть место только в плане исполнения. На премьере я буду только дирижировать собственную музыку. У нас огромный состав, 150 человек на сцене, очень большие оркестр и хоры, много солистов. Все будут исполнять свои партии, которые достаточно сложные в симфонии. К тому же в словах, которые тоже написал я, заложено очень много смысла, помимо музыки. Мы решаем, как сделать так, чтобы людям было удобно успевать их читать. Все-таки это большой материал, минут 45–50 музыки.
— Название этой симфонии выстроено в обратном порядке ее частям: «мы» — мужчины, «они» — женщины, «я» — сам человек, который рефлексирует. Название вашего оркестра DYP — аббревиатура от вашего имени в обратном порядке.
Почему такая зеркальная последовательность?
— У меня в произведениях, в их названиях можно встретить много кодов и шифров, я любитель таких интересностей. Мне нравится что-то подспрятать так, чтобы кто-то потом все же смог это найти. Если же говорить про зеркальность...
Прежде всего это связано с философией, с моим отношением к жизни, ко временным прямым в том числе. Мне нравится воспринимать время не линейно, а чуть-чуть по-другому: считать, что практически все в мире происходит одновременно, просто для букашек-нас это воспринимается как что-то долгое, а с точки зрения световых лет оценивается иначе. События, произошедшие близко друг от друга, но наблюдаемые с далекого расстояния, не будут равны тому, что наблюдается с очень близкого.
В данном случае «Я’Они’Мы» действительно названо в обратной последовательности, что ни в коем случае не нарушает канона и смысла. Зато разрушает ощущение какого-то главенства одного человека над другим, мужчины над женщиной, например. И вот вы сказали, что «они» — это женщины, но речь может идти не только об этом. Да, у меня вторая часть адажио называется «Они», и поется девушками, и они уводят слушателя в высокую энергию, в любовь. Но также речь может идти о том, что «они» — это просто другие люди, не «я сам». И ведь «они» тоже есть как бы наше продолжение, зеркальное отражение. Поэтому название хитрое, прячет в себе сразу несколько смыслов.
— Еще интересный конфликт: есть «мы», есть «они», и «они» — не «мы».
— Думаю, на самом деле это только наше представление, что есть «мы», «они», «я»... Но, по сути, все, что происходит в первой части симфонии «Мы» и в остальных, друг без друга существовать не может. И все эти: «они», «мы» и «я» нужны лишь для удобства людей, которым надо удержаться за какой-то поручень, чтобы не сойти с ума. Вот мы так это и называем, а смотреть на это можно под абсолютно разными углами.
— Когда вы произносите название с ударением на второй слог, «яОнимы», оно звучит как антонимы или синонимы. Есть и такая игра?
— Аналогия есть, да. Но здесь человеку придется самому, послушав симфонию, подумав, поразмыслив, решить для себя, кто он. И я ставлю ударение именно на этот слог, не чтобы запутать слушателей, а дать человеку свободу самому решить, антоним он или синоним другому.
— Расскажите про ваш цикл симфоний «Энергии мира» в целом. Первая, с искусственным интеллектом, называлась «Космос», сейчас, с привлечением хора и солистов «Я’Они’Мы», третья анонсирована «Земля». Почему такое решение?
— Я пошел по принципу реликтового излучения (термин из физики, космическое электромагнитное излучение. — «Вечерняя Москва»). Представьте, что Земля — это частица, а она действительно одна микроскопическая кроха в огромной Вселенной, и что энергия направлена к нам, к этой частице. Она идет из космоса, проходит через души людей и уходит в эту частицу, в Землю. Потому я и взял за основу последовательность, подобную реликтовому излучению. «Космос» — это симфония № 1, люди «Я’Они’Мы» как симфония № 2, и третья будет «Земля».
Вообще, это все вопросы, которые меня всегда интересовали. Но обратился я к ним в достаточно зрелом возрасте, в 32–33 года. После ряда преодолений я понял, что ответы на них нужно искать внутри себя. Ведь обычно человек переживает период, когда он экстернально (понятие из психологии, условно снаружи, во внешней среде. — «Вечерняя Москва») ищет ответы, а потом начинает искать их в себе, а следом оказывается, что снаружи и внутри — это, в принципе, одно и то же, своего рода взаимная проекция одного и другого. К написанию симфонии про людей я подошел только в 39 лет. «Я’Они’Мы», кстати, как раз и построено на этих размышлениях, переживаниях, метаморфозах человеческого мышления.
И смысл того, что люди в цикле «Энергии мира» стоят посередине, заключен в том, что мы — это как раз тот проводник, через который проходит энергия из космоса, следующая к Земле. Уже понятно, что она в Землю уходит, та нас питает, и тут много о чем еще можно говорить. Но над написанием этой симфонии я как раз работаю, а так как вперед, в будущее, стараюсь никогда не забегать, пока могу сказать только про то, что уже написано в секции адажио.
— Как смотреть музыку? Когда я слушаю ее, хочется закрыть глаза и погрузиться в себя. Иногда появляются визуальные образы. Друг, который занимается созданием музыки, рассказывал про разные цвета и траекторию их движения…
— И он, и вы правы, именно так смотреть музыку и надо. Нужно закрыть глаза и для начала попробовать, хотя это и самое сложное, ни о чем не думать. Попробовать просто услышать. Не заставлять себя ничего испытывать, а услышать и успокоиться. И дальше все произойдет само: визуально вы представите цвета, они будут двигаться по определенной траектории, или, может быть, начнете вспоминать какие-то фрагменты из жизни, или даже просто будете наблюдать за тем, как музыкант работает на сцене — а это отдельный вид удовольствия, следить, как человек исполняет музыку, засмотреться на первую скрипку, на дирижера... И да, я очень часто замечаю на концертах, что люди закрывают глаза и слушают. Они хотят получить самое главное — не отвлекаясь на картинку, не отвлекаясь ни на что, прикоснуться к источнику энергии, который есть в музыке, принять его и выразить свое к нему отношение, почувствовать, насколько это созвучно со струнками их души на данный момент. Думаю, главный рецепт — это расслабиться, слушая музыку, не пытаться ничего увидеть, услышать, а дать возможность звукам протечь сквозь тебя, тогда, наверное, картинки будут самые яркие.
— Что такое музыка?
— Как сказал Фридрих Ницше: «Без музыки жизнь была бы ошибкой». Мне кажется, музыка — это абсолютная стихия. Это мощнейшие звуковые волны, организованные самым созвучным образом, которые помогают жить, преодолевать депрессии, апатии, выходить из сложных ситуаций. В моменты радости — радоваться. В моменты грусти — грустить. По которым человека ведут. Которые подают руку, чтобы за нее уцепиться и двигаться вперед по течению жизни. Музыка — огромная вспомогательная сила.
ДОСЬЕ
Петр Дранга родился 8 марта 1984 года в Москве в музыкальной семье. Его отец Юрий Дранга — профессор Гнесинской музыкальной академии. Петр окончил Гнесинское музыкальное училище, отделение народных инструментов и дирижирования, затем поступил в одноименную академию. В 2023 году получил звание заслуженного артиста России. Обладатель множества наград. Записал несколько музыкальных альбомов, видеоклипов.
Участник телешоу, создает музыку к фильмам и спектаклям («Земля надежды», «Фрида» и др.). Арт-директор театрального проекта «Территория.Kids».