Военнослужащий ВСУ Артем Кондыбко, который сдался в плен российским бойцам под Красноармейском / Фото: Пресс-служба Министерства обороны РФ

Украинский пленный рассказал, как свои же бросают раненых

Общество

Спецкор «Вечерней Москвы», старший лейтенант Марат Чернышов продолжает работу в зоне СВО. В этот раз он встретился с пулеметчиком ВСУ Артемом Кондыбко, который сдался в плен под Красноармейском (Покровском).

В одном из жилых домов в Красноармейске расчет ВСУ, в составе которого был Кондыбко, выставили на огневую позицию — прикрывать отходящие подразделения. Приказ, который они получили, не оставлял места двусмысленности: поражать не только наступающие российские подразделения, но исвоих, если те попытаются отойти без команды.

— Задача была — уничтожать живую силу и технику русских. А тех, кто из наших отступает, нам тоже говорили не жалеть, стрелять так же, как по русским, — вспоминает Кондыбко.

По его словам, разговоры о «ликвидации дезертиров» ходили в их части давно, а в Покровске подобные приказы стали реальностью.

При этом, утверждает пленный, гуманностью по отношению к мирному населению украинские военные тоже не отличались. Он рассказывает, как операторы БПЛА испытывали новые самодельные боеприпасы на гражданских: выбирали одиночные цели, группы людей, автомобили на улицах и проверяли, как сработает начинка.

— Наши дронщики в Покровске тестировали боеприпасы именно на мирных, — говорит пленный. — Били не по военным целям, апо гражданским, чтобы понять, как работает заряд.

Отдельной строкой — мародерство. По словам Артема Кондыбко, в городе оставались магазины.

— Наши солдаты грабили их, забирали все что можно, особенно когда своего не хватало, — признается он.

В дома гражданских, по его словам, заходили вооруженные военнослужащие, выгоняли людей, занимали помещения под временные укрытия и позиции.

— Часть жильцов потом увозили внеизвестном направлении. Я знаю минимум о нескольких таких случаях, — добавляет пленный.

Неудивительно, что на этом фоне мирные жители стали относиться к вээсэушникам с откровенным страхом и недоверием. Даже предложение поделиться водой вызывало панику.

— Воду могли взять, но пить не пили. Боялись, что она отравлена. Люди уже не верили украинским военным, — говорит Кондыбко.

Ситуация с обеспечением подразделений, по его словам, к моменту сдачи в плен была критической. Не хватало всего — от боеприпасов до пищи и воды. — Ситуация была кошмарная: нет ни провизии, ни боекомплектов, ни воды.

Очень многие погибли, не меньше было покалеченных. Эвакуировать «трехсотых» (так называют раненых в военной терминологии. — «ВМ») никто не спешил, — рассказывает пленный.

По его словам, случаи, когда раненых бросали в подвалах и подбитых укрытиях, стали обыденностью.

— Вывозили раненых уже русские, — подчеркивает он. — Российские военнослужащие забирали «трехсотых» ВСУ на своей технике, оказывали первую помощь. Наше командование такого желания, как по мне, не проявляло.

Кондыбко вспоминает и тот день, когда он принял решение сдаться. Их расчет оказался отрезанным от своих. Связь с командованием была потеряна, боеприпасы подходили к концу. Вместе с сослуживцами он решил идти навстречу российским позициям с поднятыми руками. Но даже в этот момент огонь по ним вели свои.

— Когда мы шли в сторону русских, по нам работали минометы и дроны с нашей стороны. Пытались накрыть, чтобы не дошли, — говорит он. — Но мы все-таки добрались.

На контрасте с тем, как с Артемом обращалось его же командование, для него очень неожиданным оказалось то, как именно его встретили российские солдаты.

— Нормально побеседовали, расспросили. На меня не давили, не били. Потом предложили кофе, покормили: пельмени, сосиски, шоколадные батончики… — перечисляет Кондыбко.

Отдельно военнопленный рассказывает о подготовке, которую проходил до отправки в зону боевых действий. По его словам, часть личного состава в течение месяца обучали на полигоне в Англии. Там с ними занимались иностранные инструкторы, наемники.

— Нас знакомили с иностранным оружием, учили работать с пулеметами, проводили занятия по тактике, медподготовке, инженерным работам. В группе было более двухсот человек, в том числе и наемники, — вспоминает он.

Артем Кондыбко уверен: зарубежная боевая подготовка помогла ВСУ повысить уровень. Но все портят внутренние порядки в украинской армии. В подразделении, где служил Кондыбко, процветала коррупция — за деньги бойцы могли реже попадать на передовую.

— Если хотел поменьше находиться на позициях — надо было «скинуть денежку». Суммы были разные, в зависимости от командира и ситуации, — говорит он.

Отдельной негласной нормой, по его словам, был запрет на русский язык.

— Разговаривать по-русски старались не при всех. Когда кто-то подходил, переключались на украинский, чтобы не было проблем. Все понимали, чем может обернуться беседа не на «державной мове», — рассказывает Кондыбко.

Теперь, оказавшись в плену, он не скрывает, что считает свое решение единственным шансом выжить.

— Я рад, что оказался у русских, — говорит пленный. — Путь к спасению тернист, но лучше сложить оружие, чем погибнуть от своих же.

По его словам, многие из тех, кто остается в окруженных населенных пунктах, думают так же, но боятся сделать шаг навстречу российским позициям из-за заградительных мер, обстрелов и угроз со стороны собственного командования. История Кондыбко — одно из свидетельств того, как в условиях разлагающейся обороны и провала снабжения солдаты ВСУ все чаще оказываются перед выбором между смертью и пленом. И все больше из них, по его словам, выбирают второе.

amp-next-page separator