Если будет Россия, значит, буду и я

Максим Замшев, критик, шеф-редактор «Литературной газеты»:

Поэты-шестидесятники дали русской поэзии многовекторную свободу. Неправильно было бы увязывать их появление только с политической оттепелью в СССР.

Скорее это была реакция на слишком большую академичность, даже на некоторую зажатость отечественной литературы. И тут появляется целая плеяда молодых людей, которая ищет свои пути, пытаясь, с одной стороны, переработать все лучшее советское наследие, а с другой — вплести в поэтическую ткань нечто индивидуальное.

Евгений Евтушенко придал советско-русскому стиху неслыханную звонкость, работая и на социальный, и на лирический разрыв в рамках силлаботоники (один из способов стихосложения. — «ВМ»). Андрей Вознесенский серьезно раскрепостил метрику, перерабатывая дисгармоничное в гармоничное. Белла Ахмадулина актуализировала эстетику полузапрещенных тогда Цветаевой и Мандельштама. Рождественский сумел из романтики революции создать новый ветер, облагородив до предела современного ему советского человека.

Были еще и другие не менее значительные поэты, но, увы, меньше сейчас вспоминаемые. Это Владимир Цыбин, Владимир Фирсов, Сергей Поликарпов, Юнна Мориц. Пьянящий воздух той поры также входил в их кровь и вел к новым поэтическим высотам. Без них картина поэзии шестидесятых будет неполной.

Булат Окуджава(из стихотворения«Десятый наш десантныйбатальон»)

Здесь птицы не поют,деревья не растут,и только мы плечом к плечуврастаем в землю тут.Горит и кружится планета,над нашей родиною дым,и, значит, нам нужна однапобеда,одна на всех — мы за ценойне постоим.Нас ждет огонь смертельный,и все ж бессилен он.Сомненья прочь, уходит в ночьотдельныйдесятый наш десантныйбатальон.1969

Андрей Вознесенский(из стихотворения«Уберите Ленина с денег»)

Я не знаю, как это сделать,Но, товарищи из ЦК,уберите Ленина с денег,так цена его высока!Понимаю, что деньги — меркачеловеческого труда.Но, товарищи, сколько мерзкогоприлипает к ним иногда…Я видал, как подлецмусолил по Владимиру Ильичу.Пальцы ползали малосольныепо лицу его, по лицу!В гастрономовской бакалейнойон ревел, от водки пунцов:«Дорогуша, подай за Ленинадва поллитра и огурцов».Ленин — самое чистое деянье,он не должен быть замутнен.Уберите Ленина с денег,он — для сердца и для знамен.1969

Анатолий Передреев(из стихотворения«Люди пьют...»)

Люди пьют.Самогон и водку,Спирт, перцовку, портвейн,коньяк.Шевеля кадыками,Как воду,Пьют — напиться не могутникак.Не беду, не тоску разгоняют,Просто такСоберутся и пьют,И не пляшут совсем, не гуляют,Даже песен уже не поют.Тихо пьют.Словно молятся — истово.Даже жутко —Посуду не бьют...Пьют артисты и журналисты,И последние смертные пьют.Просто так,Просто так напиваются,Ни причин, ни кручин —никаких.Просто так,Просто так собираютсяВ гастрономах с утра —«На троих».Люди пьют...Все устои рушатся —Хлещут насмерть,Не на живот —Разлагаются все содружества,Все сотрудничестваИ супружества, —Собутыльничество живет.1968

Николай Рубцов(из стихотворения«Видения на холме»)

Россия, Русь —Куда я ни взгляну!За все твои страдания и битвыЛюблю твою, Россия, старину,Твои леса, погосты и молитвы,Люблю твои избушки и цветы,И небеса, горящие от зноя,И шепот ив у омутной воды,Люблю навек,до вечного покоя…

Россия, Русь! Храни себя, храни!Смотри, опять в леса твоии долыСо всех сторон нагрянули они,Иных времен татары и монголы,Они несут на флагах черныйкрест,Они крестами небо закрестили,И не леса мне видятся окрест,А лес крестов в окрестностяхРоссии.1964

Евгений Евтушенко(из стихотворения«Идут белые снеги»)

А любил я Россиювсею кровью, хребтом —ее реки в разливеи когда подо льдом,

дух ее пятистенок,дух ее сосняков,ее Пушкина, Стенькуи ее стариков.

Если было несладко,я не шибко тужил.Пусть я прожил нескладно,для России я жил.

И надеждою маюсь(полный тайных тревог),что хоть малую малостья России помог.

Пусть она позабудетпро меня без труда,только пусть она будет,навсегда, навсегда.

Идут белые снеги,как во все времена,как при Пушкине, Стенькеи как после меня,

Идут снеги большие,аж до боли светлы,и мои, и чужиезаметая следы.

Быть бессмертным не в силе,но надежда моя:если будет Россия,значит, буду и я.1965

(из стихотворения«Наследники Сталина»)

Безмолвствовал мрамор.Безмолвно мерцало стекло.Безмолвно стоял караул, на ветрубронзовея.А гроб чуть дымился. Дыханьеиз гроба текло,когда выносили его из двереймавзолея.

Хотел он запомнитьвсех тех, кто его выносил —рязанских и курскихмолоденьких новобранцев,чтоб как-нибудьпосле набратьсядля вылазки сил,и встать из земли, и до них,неразумных, добраться.

Он что-то задумал. Он лишьотдохнуть прикорнул.И я обращаюсь к правительствунашему с просьбою:удвоить, утроить у этой стеныкараул,чтоб Сталин не встал и соСталиным — прошлое.

Мы сеяли честно. Мы честноварили металл,и честно шагали мы, строясьв солдатские цепи.А он нас боялся. Он, верящийв цель, не считал,что средства должны бытьдостойны величия цели.

Он был дальновиден. В законахборьбы умудрен,наследников многих на шареземном он оставил.Мне чудится, будто поставленв гробу телефон.Кому-то опять сообщает своиуказания Сталин.

Куда еще тянется проводиз гроба того?Нет, Сталин не сдался. Считаетон смерть поправимостью.Мы вынесли из мавзолея его.Но как из наследников СталинаСталина вынести?1962

Иосиф Бродский(из стихотворения(«Ни страны, ни погоста…»)

Ни страны, ни погостане хочу выбирать.На Васильевский островя приду умирать.Твой фасад темно-синийя впотьмах не найду.Между выцветших линийна асфальт упаду.

И душа, неустаннопоспешая во тьму,промелькнет над мостамив петроградском дыму,и апрельская морось,над затылком снежок,и услышу я голос:— До свиданья, дружок.1965

Белла Ахмадулина(из стихотворения «Победа»)

В день празднества, в часмайского дождя,в миг соловьиных просьби повелений,когда давно уж выросло дитя,рожденное порой послевоенной,когда разросся в небефейерверк,как взрыв сирени бел, лилови розов, —вдруг поглядит в былое человек,и взгляд его становитсясерьезен.Есть взгляд такой, такая теньчела —чем дальше смотришь, темзрачок влажнее.То память о войне, величинараздумья и догадка — неужелия видела тот май, что превзошелиные маи и доныне прочен?Крик радости в уста,слезу в зрачоквписал его неимоверный почерк.На площади, чья древняя красакраснеет без изъяна и пробела,исторгнув думу, прянул в небесавздох всей земли и всехлюдей — Победа!1965

Роберт Рождественский(из поэмы «Реквием»)

ВечнаяСлаваГероям!Вечная слава!Вечная слава!Вечнаяславагероям!Слава героям!Слава!!...Но зачем она им,эта слава,мертвым?Для чего она им,эта слава, —павшим?Все живое —спасшим.Себя —не спасшим.Для чего она им,э та слава, —мертвым?..Если молнии в тучах заплещутсяжаркои огромное небоот грома оглохнет,если крикнутвсе люди земного шара, —ни один из погибшихдаже не вздрогнет.Знаю:солнцев пустые глазницыне брызнет!Знаю:песнятяжелых могил не откроет!Но от именисердца,от именижизни,повторяю:ВечнаяСлаваГероям!..И бессмертные гимны,прощальные гимнынад бессонной планетойплывут величаво...Пустьне все герои, —те,кто погибли, —павшимВечная слава!Вечнаяслава!..Вспомним всех поименно,горемвспомнимсвоим...Это нужно —не мертвым!Это надо —живым!Вспомнимгордо и прямопогибших в борьбе...Естьвеликое право:забывать о себе!Естьвысокое право:пожелать и посметь!..СталаВечною Славоймгновеннаясмерть.1962

Василий Аксенов (из романа «Остров Крым»)

Есть в Европе легкомысленные демократии с мягким климатом, где интеллигент в течение всей своей жизни порхает от бормашины к рулю «Ситроена», от компьютера к стойке эспрессо, от дирижерского пульта в женский альков и где литература почти так же изысканна, остра и полезна, как серебряное блюдо с устрицами, положенными на коричневую морскую траву, пересыпанную льдом. Россия, с ее шестимесячной зимой, с ее царизмом, марксизмом и сталинизмом, не такова. Нам подавай тяжелую мазохистскую проблему, в которой бы поковыряться бы усталым бы, измученным, не очень чистым, но честным пальцем бы. Нам так нужно, и мы в этом не виноваты. Не виноваты? Ой ли?

А кто выпустил джинна из бутылки, кто оторвался от народа, кто заискивал перед народом, кто жирел на шее народа, кто пустил татар в города, пригласил на княженье варягов, пресмыкался перед Европой, отгораживался от Европы, безумно противоборствовал власти, покорно подчинялся тупым диктатурам? Все это делали мы — русская интеллигенция. Но виноваты ли мы, виноваты ли мы во всем? Не следует ли искать первопричину нашего нынешнего маразма в наклоне земной оси, во взрывах на Солнце, в досадной хилости нашей веточки Гольфстрима?

1979

Андрей Битов (из романа «Пушкинский дом»)

Либеральный безумец! Ты сокрушаешься, что культуру вокруг недостаточно понимают, являясь главным разносчиком непонимания. Непонимание — и есть единственная твоя культурная роль. Целую тебя за это в твой высокий лобик! Господи, слава Богу! Ведь это единственное условие ее существования — быть непонятой. Ты думаешь, цель — признание, а признание — подтверждение того, что тебя поняли?..

Болван. Цель жизни — выполнить назначение. Быть непонятой или понятой не в том смысле, то есть именно быть не признанной — только и убережет культуру от прямого разрушения и убийства. То, что погибло при жизни — погибло навсегда. А храм — стоит!»

1964–1971

Подготовил Борис Войцеховский