Бублики со вкусом победы. Ветераны войны совершили прогулку по послевоенной столице
Москва преображается на глазах. Там, где раньше стояли старые деревянные домики, сейчас гордо возвышаются многоэтажки, а на месте тесных магазинов открываются просторные супермаркеты. Какая же она, прежняя, послевоенная столица? Ответ знают старожилы Москвы, ветераны. Они не только могут рассказать об архитектурных изменениях города, но и с ностальгией вспоминают о том, где в столице продавалось самое вкусное мороженое и ароматные бублики.
Пули летели мимо
Тихая улочка Петровские Линии, соединяющая Петровку и Неглинную, протянулась всего на несколько десятков метров в длину. Пройдешь мимо — и не заметишь. Но ветеран Виктор Иванович Моторов и его супруга Фрида Васильевна, гуляя неподалеку, заворачивают сюда каждый раз. Для них это место знаковое. Ведь ровно 67 лет назад именно здесь, на этой улице, в небольшом загсе, расположенном в бывшем доходном доме, их объявили мужем и женой.
— Все так быстро меняется. И загса больше нет, — Фрида Васильевна указывает рукой на продуктовый магазин, который открылся на месте бывшего органа власти. — Помню, когда мы пришли расписываться, там была огромная очередь. Люди регистрировали рождение детей, смерть близких, браки.
Моторовы ждали почти два часа. Наконец их пригласили в крохотную комнатушку. А уже через пять минут суровая сотрудница загса протянула молодым людям два паспорта со словами: «Получите. Следующий!»
— Мы решили отпраздновать это событие, — с улыбкой вспоминает Моторова. — Зашли в соседний магазин и купили... два бублика!
Заметив мой удивленный взгляд, она поясняет:
— Время ведь какое было! Карточную систему еще не отменили, поэтому о чем-то другом даже и мечтать не приходилось.
По улочкам Тверского района мы не спеша доходим до Краснопролетарской улицы. У дома № 9 останавливаемся. Как раз здесь и живет семейная пара.
— А знаете, ведь это здание построил я! — с заметной гордостью в голосе говорит Виктор Иванович. — Уже после нашей свадьбы. Раньше здесь стоял трехэтажный деревянный домик, который потом снесли. Мы в нем жили какое-то время — вчетвером в восьмиметровой комнате. Я, жена, ее мама и дочка Наташа.
Вторая специальность Виктора Моторова — строитель электростанций. Но так получилось, что всю свою жизнь он возводил только жилые дома и больницы.
— А моя первая специальность — механик, — улыбается ветеран. — Я учился этой профессии в текстильном техникуме сразу после войны. Там и познакомился с Фридой. Хотя нет, первый раз мы встретились на танцах. Как она изумительно двигалась, вы бы видели!
После прогулки мы поднимаемся в квартиру Моторовых. Виктор Иванович снимает верхнюю одежду и остается в гимнастерке. Она вся в военных наградах. Самая последняя, памятный нагрудный знак города, врученный ему за участие в Битве под Москвой несколько дней назад, лежит на видном месте.
— Смотрю на него и сразу все вспоминаю, — вздыхает ветеран. — Свист пуль, взрывы снарядов, стоны товарищей...
Сам Виктор Иванович за всю войну не был ранен ни разу. Так распорядилась судьба, убежден он.
— Помню, когда началась Битва за Москву, наш отряд разведчиков отправили под Рузу, — начинает рассказ Моторов. — Перед нами стояла задача — найти немецкую военную базу. Мы с ней справились. Обнаруженный объект вскоре разбомбили советские самолеты. Но на обратном пути отряд попал под сильный обстрел немецких пулеметчиков. Было много раненых, убитых.
Правда, уже в самом конце войны Моторова сильно контузило. Тогда, в 1944 году, группа разведчиков передвигалась по железнодорожным путям к Кенигсбергу. Все понимали, что оттуда нужно уходить: железная дорога часто подвергалась бомбежкам.
— Мы свернули в сторону, — вспоминает Моторов. — Проводник сделал несколько шагов вперед — и вдруг раздался сильный взрыв. Потом еще один. Мы оказались на минном поле...
Виктор Иванович потерял сознание, очнувшись уже в госпитале. На этом война для него закончилась.
Хлеб, фугаски и солдатские письма
Валентина Горбачева живет ныне в Басманном районе, куда переехала после замужества в 1952 году. А все детство и юность, все военное лихолетье у нее прошли на Таганке. Мы с ней встретились у Музея древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева, расположенного на Андроньевской площади. Здесь раньше был монастырь.
— Еще до войны сюда я любила бегать с друзьями. Мы брали с собой еду, располагались с девчонками на лужайке у стен монастыря: загорали, играли с мячом, — рассказывает Валентина Михайловна.
Мы прогуливаемся с ней по таганским улочкам, расположенным рядом с женским монастырем. Валентина Горбачева рассказывает, что здесь она проводила все свои свободные выходные. Ведь жила недалеко: на Добровольческой улице — всего полторы трамвайной остановки отсюда. Пешком минут десять.
Когда началась Великая Отечественная война, на фронт забрали отца и старшего брата. А второй брат, Борис, был на год младше Валентины, но призыву не подлежал, так как работал на военном Заводе имени Сталина.
На углу Малой Андроньевской и Вековой улиц она кивает головой: здесь стояла ее школа № 465, здание, увы, не сохранилось.
— С Борисом мы были очень дружны, так как оба резвые и не могли усидеть на месте, — делится Валентина Горбачева. — В начале войны столица менялась на глазах: появились маскировочные сетки, противотанковые ежи, все кругом стало военным... В конце июля 1941-го начались бомбежки. В Таганском районе было одно бомбоубежище — на углу Вековой и Большой Андроньевской улиц. Но туда из знакомых мало кто ходил. Когда звучал сигнал тревоги, жильцы нашего дома обычно спускались в подвал. А мы с братишкой ускользали на чердак, чтобы наблюдать за самолетами. Мать сильно ругалась и волновалась за нас.
Со слов женщины, на Таганку сбрасывали фугаски редко. Но на каждом чердаке стояли специально приготовленные коробки с песком и фляги с водой. Один раз фугаска попадала и в их дом.
— Шевелись, рыжая! — крикнул Валентине брат Борис. Девочка помчалась к нему на помощь — они залили водой фугаску, та долго шипела. А потом так и осталась лежать на чердаке. Но таких бомбежек было мало — всего раз шесть, вспоминает Валентина Горбачева, когда фугаски попадали в их жилище или по соседству.
С едой в столице было плохо. Но девчонка бегала помогать продавцам в магазин, находившийся на первом этаже их дома. Те поручали ей и еще четырем ее друзьям наклеивать на специальные листы карточки, по которым отоваривались покупатели. Такие листы были отчетом продавцов о проданном товаре за день. Иногда в конце дня торговые работники давали ребятишкам небольшую сладкую булку, которую дети делили на пять маленьких кусочков.
— Как-то мать решила отоварить хлебные карточки за десять дней, что в принципе не разрешалось, но в магазине нам пошли навстречу. С хлебом мы поехали на Перовский рынок. Там мать выменяла съестное на подсолнечное масло. А когда приехали домой, то матушку чуть инфаркт не хватил, — делится воспоминаниями Валентина Горбачева. — Она стала переливать жидкость по бутылкам и обнаружила, что больше всего было в бидоне воды… Так нас обманули. Поэтому как-то надо было выкручиваться из беды. Мы ездили в Подмосковье и подбирали с убранного поля капустные листки, иногда находили картошку. Когда приезжали домой, мать в мясорубке пропускала капусту, смешивала с мукой и делала лепешки.
В годы войны много времени ученицы проводили в соседней школе, где располагался госпиталь. Бегали туда помогать медперсоналу.
— Мы читали солдатам письма, — вспоминает Горбачева, — и вместо них детским почерком выводили ответные весточки. А внизу делали пометку: письмо писала ученица такого-то класса школы такой-то…
Девчушку поразило, как медсестры снимали с раненых бинты, стирали их, полоскали в каких-то растворах и сушили. А потом вновь использовали эти бинты.
В 1943 году с фронта вернулся отец. Его комиссовали по ранению. Он вновь устроился портным в ателье, а в 1946 году пристроил к себе и дочь. Эта мастерская располагалась на набережной имени Горького и обслуживала высший командный состав.
— Помню, как к нам приезжали шить форму многие известные генералы и маршалы. В том числе и Василий Сталин, — вспоминает женщина. — Я с ними практически не общалась, мерки всегда снимал отец. Но вели все военачальники себя скромно, не вредничали.
Так всю жизнь и проработала Валентина Горбачева в ателье, как и ее отец. На пенсию ушла 1985 году.
— Самой не верится, что тридцать с лишним лет уже отдыхаю, — смеется Валентина Горбачева. — Хорошо, что живу рядом с Советом ветеранов, захожу частенько в гости, обсуждаем последние новости...
Вместо руин — газоны
83-летний Алексей Алексеевич Пель-Дмитриев родился, вырос и живет в центре столицы. Наша с ним прогулка пролегала по арбатским улочкам. Встретились мы с ним у кинотеатра «Художественный». Со слов ветерана, здесь располагался продовольственный рынок, который с началом войны закрыли.
— Именно сюда до войны мы ходили с мамой покупать продукты, — пояснил ветеран.
В 1941-м Алеше Пель-Дмитриеву исполнилось семь лет. Когда началась Великая Отечественная война, Лешу распирала жажда деятельности, поэтому в первый же день он попросил у соседки вату, марлю и сделал себе маску для дыхания, смочил ее водой… Этому научили еще в детском саду — будут газовые атаки, поэтому надо дышать только через такую маску, чтобы не отравиться. А еще он приготовил собственное оружие для фашистов — в пузырек напихал и налил все самое, на его взгляд, ядовитое: чернила, дохлых мух, касторку, еще какую-то гадость… — этим Алексей собирался травить врагов.
— Как правило, все разрушения, которые ночью производились в Москве авиабомбами, — рассказывает Пель-Дмитриев, — ликвидировались уже через сутки специальными подразделениями Московской противовоздушной обороны. Они удивительно быстро растаскивали завалы, спасали людей из подвалов, где были оборудованы бомбоубежища.
Кстати, в каждом таком подвале стояли ручные вертушки для вентиляции, которые нужно было крутить, если вдруг произошло обрушение или завал перекрыл доступ воздуха. Эти подразделения МПВО очень оперативно делали из развалин чуть ли не зеленые скверики. Как-то утром Алексей вышел из дома, глядит: здесь вчера дом стоял, а сегодня вместо него... газон! Ему уже потом объяснили, что все это было очень нужно для того, чтобы немецкая агентура не могла доложить своим, куда попадали бомбы.
А в 1944 году на территории Центрального парка культуры и отдыха имени Горького вдоль набережной на целый километр растянулась выставка трофейного оружия: гаубицы, пушки, целые и подбитые немецкие танки. Алексей там впервые увидел мотоциклы на гусеничном ходу. Это его поразило — мотоцикл с коляской, но на гусеницах.
Рядом было построено несколько легких павильонов, которые напоминали большие деревенские сараи, которые он видел в эвакуации. Стены в них были задекорированы немецкими знаменами, и по углам валялись флаги, наверное, те, которые принадлежали менее важным подразделениям. Уже в 1945 году в одном из павильонов стояло что-то вроде клетки для слона, внутри которой где-то по грудь были насыпаны немецкие награды — ордена, медали из имперской канцелярии в Берлине. Часть в коробочках, часть с лентами — огромная куча!
В павильоне дежурили какие-то тетеньки. Когда ребята протягивали руки в эту клетку и доставали из кучи несколько орденов на память, их, конечно, ругали, но не сильно. В основном там были немецкие кресты и медали, которые сами немцы называли «мороженое мясо» — это за зимнюю кампанию 1941–1942 годов.
Алексей тогда сильно переживал из-за отсутствия сладкого. Оно, конечно, продавалось где-то на рынках за большие деньги. Остальные же детские радости существовали даже в самое тяжелое время — карусели и цирк работали… В 1945 году он с мамой на 1 Мая шел в колонне демонстрантов по улице Горького. Все поют, веселятся, а вдоль колонны идет продавщица мороженого. Алексей впервые с начала войны увидел, что свободно продают мороженое.
ФАКТЫ
C началом войны все фотоаппараты у населения подлежали изъятию, а всем аккредитованным журналистам выдали «Лейки». Увидеть любительские советские фотографии времен войны практически невозможно.
■
На площади Свердлова (нынешняя Театральная площадь) в июле 1941 года выставили сбитый пикирующий бомбардировщик Ju-88.
■
Если сравнить Москву с другими городами Европы, то бомбежки были не такими сильными — очень хорошо была организована противовоздушная оборона, и лишь единичные самолеты прорывались к городу. Например, на Большой театр была накинута маскировочная сеть. А вот Театр Вахтангова на Арбате был полностью уничтожен прямым попаданием авиабомбы. Метро служило убежищем — на станциях располагались дети и женщины, мужчины находились в тоннелях.