Три товарища остались верны своей школьной дружбе на протяжении восьмидесяти лет
Начало осени в этом году — необычное: деревья все еще зелены, солнце тоже как будто забыло переключиться на режим осеннего энергосбережения. И эта по-летнему хорошая погода очень радует троих друзей — Женю Уманского, Борю Пржедецкого и Володю Дуброва, пришедших на торжественную школьную линейку по случаю начала учебного года... в восьмидесятый раз!
Евгений Яковлевич за столиком отпивает большой глоток холодного кофе с молоком и подмигивает: «Вы не подумайте чего — обычно мы с товарищами напитки посерьезнее пьем, как встречаемся. Просто пока не все подтянулись — Володя аж из подмосковной Салтыковки едет, поэтому без него мы не начнем».
Родом из Сокольников
— С Володей, а точнее — с Владимиром Михайловичем Дубровым и Борисом Марковичем Пржедецким Евгений Яковлевич познакомился восемьдесят лет назад на школьной линейке в первом классе. С тех пор ребята практически не расставались. «Практически» — потому, что один раз расстаться все же пришлось — на долгих четыре года. Но об этом чуть позже.
— С Борисом меня посадили за одну парту, — вспоминает Евгений Яковлевич. — Я сразу изумился тому, какой Борька длинный! Он был выше всех в классе. Поэтому его сразу прозвали «Большой», да так он и остался Большим на всю жизнь.
— Сейчас во мне метр восемьдесят четыре сантиметра росту, — грохочет слева от Евгения Яковлевича Большой Борька. — А ведь был когда-то метр девяносто!
А с Володей, торопящимся на линейку из Салтыковки, Евгений Яковлевич жил еще ив одном доме.
— В то время Сокольники, где мы родились, были полностью деревянными, за исключением трех каменных домов, — вспоминает он. — В одном жил народ попроще, так называемый пролетарский дом, в другом — военные, а в третьем — полуинтеллигенция и иностранцы — это был как раз расцвет «третьего интернационала». Вот в третьем у наших с Володей семей были комнаты.
И с первых же дней первоклассники нашли общий язык.
— Борька — юморист, Володя — самый серьезный человек в нашей компании, а я так... середнячок,— улыбается Евгений Яковлевич. — Может, мы дополняли друг друга и из-за этого сошлись так быстро? Не знаю...
Хулиганили друзья, конечно, как и все мальчишки в их возрасте, но друг друга всегда поддерживали. Впрочем, для того поколения, воспитанного на советской классике с ее «классическими» представлениями о добре, зле, чести и дружбе, по-другому, наверное, и быть не могло.
— Прогуливали часто, — вспоминает Борис Маркович. — Сбегали с уроков в кинотеатр «Луч», находившийся недалеко от школы. Впрочем, походы в «Луч» закончились однажды неожиданной встречей с моей мамой, обнаружившей нас около кинотеатра в учебное время. Ох и влетело же мне тогда!
— А я однажды решил проверить на прочность ремни, которые где-то с оказией выменял, — улыбается Евгений Яковлевич. — И бесстрашно спустился на них из химического кабинета на этаж ниже.
Однако радость малолетнего «тарзана» была совсем недолгой. Подняв глаза, он с изумлением обнаружил, что приземлился аккуратно у ног завуча, нервы которого оказались крепче любых канатов.
— И хотя я был отличником, он без всяких сожалений влепил мне в четверти тройку по поведению, из-за которой я потом лишился золотой медали, — рассказывает Евгений Яковлевич.
Повзрослели рано
Конец хулиганствам положила война . С 1941 по 1944 год их семьи жили в эвакуации.
— Борис уехал в Абакан, я в Астрахань, Володя в Уфу, — говорит Уманский. Вернувшись, мальчишки на школьной линейке первым делом начали искать в толпе таких же чумазых и босоногих школьников знакомые глаза. Нашлись быстро.
— Мы обомлели от того, как изменились за эти три года, — вспоминает Борис Маркович. — У каждого во взгляде отразилась трагедия, которую все пережили. Повзрослели мы очень рано... — Сорок шестой был самым голодным годом, — рассказывает Борис Маркович. — Продуктов не хватало, по карточкам выдавали по триста граммов хлеба.
А у меня отец-метростроевец, поэтому нам килограмм давали. Поэтому собирались у меня, делили горбушку на всех.
И хоть килограмм хлеба в сравнении со стандартным пайком и кажется просто нереальной роскошью, то после того, как его поделишь на троих, от этой роскоши даже крошек не остается. А в животе — по-прежнему гул, как от новых подземных поездов, для которых рыл тоннели папа Большого Борьки.
— Я несколько раз в голодные обмороки падал на улице, — говорит Борис Маркович. — Меня Володька спасал: ему как дистрофику положен был горячий обед в столовой. Так он мне все свои талоны и отдавал. Просил только, чтобы мама не узнала...
Подпольные вечеринки
Впрочем, жизнь после войны тяжело, со скрипом, но входила в свою колею. Ребята теперь вместе не только хулиганили, но и за девушками ухаживали.
— В то время юноши и девушки учились в отдельных школах, — рассказывает Евгений Яковлевич, — и раз в месяц нас водили строем на вечера в женскую школу. А поскольку все танцы были запрещены, для того чтобы хоть как-то проводить время, нас обучали специальным танцам вроде краковяка, мазурки или польки.
Впрочем, комсомольское танцевально-музыкальное начинание так и не прижилось, в отличие от запрещенного в то время джаза, увлечение которым захватило, кажется, всю «продвинутую» молодежь. —
Раз в два месяца мы устраивали подпольные джазовые вечера, — вспоминает Большой Борька. — Все джазисты в то время были без работы, поэтому именно на таких вечерах они могли хоть как-то заявить о себе. Именно там зажглась звезда Лаци Олаха, знаменитого барабанщика-джазмена.
Там же ребятами была замечена третья жена Василия Сталина, красавица Капитолина Васильева.
— Один раз такой вечер проходил в помещении местной фабрики. Туда наведались ребята, работающие там, и между нами завязались драка. В результате я ночевал в отделении милиции,— вспоминает Пржедецкий. Женя и Володя караулили товарища под стенами участка...
Тогда все обошлось: никого из них из комсомола не исключили, хотя в те времена в такой ситуации это было бы обычным делом.
Пионы для любимой
После школы друзья вместе поступили в Горный институт. Смеются, что сделали это из-за формы: уж очень красивая она была у горняков. Закончив его, Женя и Володя стали горными механиками, а Большой Борька — строителем. Семью Борис построил раньше друзей.
— В День шахтера, 29 августа, мы расписались, а на следующий день меня послали в Щекино на строительство угольного бассейна, — вспоминает он. — Пришлось погрузиться — в буквальном смысле — в работу!
Позже всех женился Женя. Уже получив должность главного конструктора в ЦНИИподземмаш, он как-то ехал в метро на работу и, поднимаясь вверх по эскалатору, увидел девушку, спускающуюся вниз. Узнал ее: это же Галя, новенькая сотрудница! Только институт окончила. И всегда так уважительно к нему обращалась: «Евгений Яковлевич...» Заметив, что девушка смотрит на него, Женя попытался улыбнуться ей так искренне, чтобы она поняла, что никакой он не «Евгений Яковлевич», а просто Женя Уманский, добрый и порядочный парень.
С этих пор «добрый и порядочный парень» не оставлял Галю вниманием: писал трогательные письма, приглашал в кино и на танцы. Она принимала приглашения через раз: выходное платье было одно, да и то периодически кочевало по подружкам... Галина как-то быстро влилась в семью Уманских, куда входили и лучшие друзья Жени — Боря и Володя со своими семьями. Накрывала стол на совместные торжества, хранила тайны, поддерживала начинания больших и маленьких. Так, она одной из первых узнала, что Володя Дубров решил заниматься... цветоводством. Да, строгий Владимир Михайлович, кандидат наук, оказался романтиком, обожающим пионы. Именно с пионами он в свое время пришел на первое свидание к будущей жене, хоть раздобыть их было практически невозможно: в палисадниках тогда цвели сплошные золотые шары и календула. За пионы Дубров принялся со всей серьезностью, которую проявлял во время работы в шахтах: занимался их селекцией, писал статьи... И его жена любовалась пионами всю их долгую совместную жизнь, которая закончилась пять лет назад с ее уходом. Горе друзья переживали вместе, но Владимир Михайлович до конца с ним так и не смирился — перебрался в Салтыковку, в дом, где родилась его любимая, и усадил двор пионами в память о ней.
Вот и на линейке друзья ждут Володю, как обычно, с пионами. Он, сжав букет, молча постоит, вспоминая всех, кого с ними уже нет. Потом они продолжат воспоминания в кафе, где будут говорить только о хорошем: ведь неизвестно, даст ли Бог встретиться им еще раз у школьного крыльца. Каждое свидание они проводят как последнее — без упреков, обсуждений и осуждений... За определенной временной чертой в отношениях между людьми уже нет мелочной суеты: все обиды прощены, остается тихое тепло и свет — такой же, как вначале этой удивительной осени.
СПРАВКА
Расскажите о своих друзьях! Присылайте истории на nedelya@vm.ru или на почтовый адрес редакции: 127015, Москва, Бумажный пр-д, 14, стр. 2, «Вечерка» Не забудьте сделать на конверте пометку «Верные друзья».