Лариса Гузеева: Я не ищу себе оправданий!

23 мая у актрисы и телеведущей Ларисы Гузеевой — 55-летие. Возраст, можно сказать, детский. Возможно, именно поэтому она частенько и ведет себя так, словно подросток — часто спорит, часто максималистична, часто непримирима. Но при этом удивительно мудра.

— Лариса, вы не раз рассказывали, что жизнь достаточно сильно побила вас. Сейчас все ок?

— В целом да! Хотя я все время в напряжении: мотаюсь с антрепризными спектаклями и играю их по пятнадцать в месяц. Плюс шоу «Давай поженимся». Короче, кручусь как белка в колесе и разрываюсь на части.

— А как же ваш супруг Игорь? Он же именитый ресторатор, а значит, богатый мужчина…

— Я вас умоляю! Конечно, Игорь не бедный, но и запросов с годами становится больше. Дети растут, и их нужно содержать и лелеять. Когда в семье работает только мужчина — сложно. Да я и сама привыкла пахать и даже представить не могу, как это — быть домохозяйкой.

— Но ведь каждая женщина мечтает быть слабой…

— Я не живу грезами и реально вижу жизнь. А реальная жизнь — ой какая суровая. И потом, что значит слабая и сильная женщина? Вот, например, сильная женщина приезжает в Москву и идет работать на две работы, а слабая идет на панель и рассказывает при этом, что ей тоже хочется кушать. А работать няней или мыть полы в парикмахерской ей не хочется, потому что тяжело. Так вот, сильная женщина там, где тяжело, а слабая — там, где легко, да еще и ищет себе оправдания. Я — там, где тяжело, и оправданий не ищу. Зато мне легче засыпать, потому что совесть чиста.

— Лариса, известно, что женской дружбы не бывает. Как это вы, три девицы из шоу «Давай поженимся», еще не разругались?

— А это потому что ни я, ни Роза, ни Василиса не пытаемся стать подружками. Мы все разные, и в этом прелесть нашей троицы. За годы существования программы мы ни разу не отмечали вместе праздники, 8 Марта и не бываем вместе на светских раутах. Это наше железное правило. Не поверите, но мы даже с днем рождения друг друга не поздравляем. Такая изоляция друг от друга, как ни парадоксально, сплачивает. Нам не нужно корешиться, иначе «Давай поженимся» канет в Лету! Мы даже между выпусками программы живем в разных гримерках, чтобы не надоесть друг другу до начала съемок. Все эти выработанные нами правила поведения и стали, думаю, залогом успеха и долголетия шоу.

— Часто приходится слышать критику в адрес шоу?

— Бывает. Как-то мы с мужем были в одной компании, праздновали Новый год. Одна подвыпившая женщина решила поучить меня жизни. Я вот не понимаю этого. Она видела меня впервые... Учить кого-то и советовать незнакомому мне человеку я бы не стала никогда! Хотя бы из-за страха быть посланной куда подальше. А вот она стала. Ну, и получила за это. Вот сидит взрослая тетка, и я понимаю, что, может быть, ей во мне что-то не нравится. Но зачем же это озвучивать. Я же не трогаю ни ее, ни ее мужа. Ну я раз посмотрела на нее выразительно. Когда во второй раз мой Игорь увидел, что у меня глаз налился кровью, сказал: «О, бедная тетенька, ну держись!» То есть он понимает, что я владею собой. Я же не идиотка какая-то, а вполне разумная баба. Ну людей надо учить и нужно ставить на место. Я уверена, что в следующий раз она, вся такая козырная и в огромных бриллиантах (у меня таких нет), не будет учить другую женщину, которая, возможно, не так богата.

— А что она такого оскорбительного вам сказала?

— Стала говорить, что мне нужно похудеть, как будто без нее я этого не знаю. Стала указывать на мое поведение, дескать, распустились мы все артистки. Ну прямо полиция нравов нашлась. А однажды в аэропорту какой-то мужчина при моем сыне стал выговаривать мне, что ему не нравится во мне то-то и то-то и что, дескать, в программе «Давай поженимся» я слишком многое себе позволяю, и что если бы он был участником шоу, то живо бы меня поставил на место. Это я сейчас вам передаю его слова в завуалированной форме. Сын долго хохотал над тем, как его, мягко говоря, отчитала. Очки у него точно запотели (смеется). Я сказала, что же мешает ему это сделать сейчас, хотя понимала, что он просто туп и что после услышанной тирады уже не решится продолжать читать мне нотации.

— История вашей жизни вызывает ужас и восхищение. Как же вы, пережившая столько, смогли устоять, не сломаться и стать счастливой?

— Человек, который прожил определенную жизнь, обязательно через что-то проходит. Если только он не в коконе живет. Но кому-то выпадает больше испытаний, а кому-то меньше. У меня были периоды, когда я была на грани отчаяния, случались депрессии и даже запои. Выйти из депрессии помогли врачи, все остальное преодолела сама. Да, на мою долю выпало немало. Но это нормально.

— Нормально что, страдать?

— Да, а как по-другому? Если ты видишь, слышишь, ощущаешь, то нужно быть конченым дегенератом, чтобы прожить жизнь играючи.

— А вы с детства знали, что вы особенная?

— С рождения, кроме того, что я самая красивая и самая талантливая и лучшая, ничего не слышала. Для меня было нормой, что мной всегда восторгаются и любят. Для меня такого не было, что я прожила до определенного возраста и узнала, что я какая-то не такая. Для меня это была норма. То же самое происходит сейчас и с моей дочкой. Моя мама, мои тети «портят» (это я кокетничаю, конечно) мою дочь Олю своим вниманием и обожанием, каждый день твердят ей, что она лучшая в мире дочь и внучка. Никто не знает, какая жизнь ждет наших детей. Но зато дочь моя будет вспоминать свое детство как самое лучшее время ее жизни. Поэтому, если у нас с мамой и моей родней есть возможность взрастить дочери крылья и дать этим крыльям окрепнуть, то это здорово. У меня есть подружки, которым их мамы с детства говорили, что в них нет ничего особенного, что они страшненькие и что они должны делать то-то и то-то, чтобы их полюбили. У меня такого не было. Я знала, что меня любили по факту моего существования, по факту моего рождения и прихода на эту землю. Вот и все. Конечно, потом мне пытались немножко подрезать крылья, но так и я в связи с этим взрослела, язык мой становился все острее, ум изощреннее, а сердце более жестким.

— Лариса, нарисуйте словесно понятие «счастье»

— Люди, которые говорят, что счастье — это миг, путают это понятие с оргазмом. Мне кажется, счастье — это длительный отрезок времени, когда ты осознаешь, что ты счастлив. Но это уж точно не миг. Я такой земной человек, что для меня счастье — это абсолютно земные и обыкновенные вещи. Мамочка, слава богу, здорова, в семье все хорошо. Дети здоровы, есть где жить, есть что есть, есть работа. Ну разве это не счастье? А чего-то заоблачного я не испытывала и даже не знаю, что это такое.

— Ваш сын от предыдущего брака Георгий общается с отцом?

— Я сделала все для того, чтобы при закрытой границе и возникших неурядицах между нашими странами отец и сын общались. Есть Интернет, есть телефоны, посредством которых можно общаться. Они видятся и вживую, когда Каха приезжает в Москву. Георгий иногда гостит у отца в Тбилиси. Это только придурочные женщины, идиотки и сволочи продают своих детей мужьям за машину, квартиру и ставят условия торга. Для меня это вообще дико. Каха — умный и прекрасно понимает, что сегодня в сложившейся ситуации в наших странах Георгию лучше жить со мной. Более того, Каха в прекрасных отношениях с моим нынешним мужем Игорем. Отношения с мужчинами должно быть отдельно, а дети — отдельно.

— Лариса, так получилось, что вас воспитывал отчим и у Георгия тоже отчим. Скажите, когда ребенок растет под влиянием отчима — это всегда плохо?

— Мой отчим и отчим Георгия — это глаза и задница. Георгию повезло так, что если бы мне повезло так в свое время, я бы не знаю кем была. Мой отчим не пил, не курил, не бил, не наказывал, не орал на меня. Но я была лишена нежности, которая так необходима девочке в раннем возрасте. Наверное, у моего отчима не было такой безоглядной любви, как у Игоря к Георгию. А я так нуждалась в такой любви. Думаю, что у меня не складывались отношения с мужчинами, потому что у меня не было примера. И то, что я мужчинам никогда не доверяла, это тоже из детства.

— Чему вы учите детей в первую очередь?

— Быть самим собой. Детям важен пример родителей. Если дети видят, что ты абсолютный подонок и живешь двойной жизнью, то и они станут такими же, если не хуже. Они видят, что я работаю, жалею и щажу близких, маму и Игоря, что я преданная семье мама. А еще непозволительно врать детям. Этого они не прощают.

— Вы как-то по особенному воспитываете своих чад?

— Не по-особенному, но по-гузеевски. Мой главный принцип: никогда не отмахивайтесь, когда кроха сын или дочь придут к отцу или матери и спросят вас о чем-то. Всегда найдите время, чтобы ответить им на их вопросы, иначе за вас это сделает какой-нибудь мальчиш-плохиш. А в разговоре еще подсунет вашему чаду гадость из разряда веселительных таблеток, а то, глядишь, чего и похуже. А потом родители, искренне изумляясь, вопят: «Как это наш сыночек пристрастился к наркотикам?» А вот так! Вам было некогда, а кто-то подсуетился. Ведь дети без внимания — лакомый кусочек и жертвы для наркодиллеров. Оглянитесь! Идет экспансия «белой смерти». Уже наступила беда и нужно всем миром восстать против нее. Можно сколько угодно говорить про то, что «Рано на нашей молодежи крест ставить, она-то еще ого-го!!!» Не надо мне это рассказывать, потому что я эту молодежь прекрасно вижу. Природа не терпит пустоты, если не мы — эту молодежь заберет себе кто-то другой.

— У вас двое детей, но Бог, как известно, любит троицу. Муж не настаивает еще на одном ребенке?

— Мне уже не любопытно. Уже есть дочь от Игоря, и я уже знаю, какое его продолжение. Думаю, хватит. И потом, мне есть что дать этим детям, боюсь, третьего не потяну.

— О вас говорят как о властной и дерзкой женщине, которой палец в рот не клади. Это так?

— Так! Если кто-то попытается заговорить или поступить со мной по-хамски, то получит достойный отпор. Я не позволяю обходиться с собой вульгарно, и разговаривать со мной грубо очень трудно. У меня язык не лезвие, а лазер. Я всегда говорю, что даже не нужно пытаться мне хамить, иначе будете ходить лет 10 и вспоминать этот палящий диалог между вами и мной.

— Такое ощущение, что вы словно всю жизнь бросаете вызов людям и судьбе, противостоите всему и вся. Это что, протест за нанесенные вам обиды?

— Нет, что вы? Я ведь мирная очень. Я всегда говорю, что если меня не трогать и не задевать, то я вполне мирно могу ужиться даже с демоном. Я же не всегда в лучшем свете показываюсь в этих ситуациях. Мне бывает неловко, и, думаю, что лучше бы этой ситуации не было и что я вот такая взрослая, а вынуждена ударить человека.

— Ударить?

— Ну да. Но это уже бывает после третьего предупреждения.

— Вы никогда не изменяли себе, друзьям?

— Я очень влюбчивая в друзей, людей. Даже иногда мне неловко, что я вроде как взрослая женщина, а влюбляюсь в кого-то безмерно. Я очень страстная, независимо от возраста и пола. Я прямо могу залюбить, хотя, может быть, это нехорошо. Я ведь казачка с Урала. Я и в семье такая же. Я кипяток и лед! Мне кажется, что я лучше знаю, что человеку нужно. Вот мой брат, который младше меня на 13 лет, я его страстно люблю и стараюсь помочь ему всячески. Мама говорит мне, что он человек взрослый и сам справится, но я все равно стараюсь все время быть в курсе его забот и проблем. Но это у меня от любви. А иногда, наверное, человеку тяжело выдержать мою любовь и страсть.

— У вас было три брака. Скажите, что вы вынесли из них?

— Я никогда не гуляла из койки в койку. Все мужчины, которые у меня были, хотели на мне жениться, и я выходила за них замуж. Что же в этом плохого? Что я вынесла? Я стала жалеть мужчин, которые были со мной. После рождения Георгия поняла, что мужчины тоже люди. Они вызывают сострадание, им бывает больно, неуютно. Мужчины тоже плачут, и им тоже бывает обидно, у них тоже может что-то не получаться, могут остаться без работы, их тоже пытаются унизить и нагнуть. Но за это не нужно их ругать и пилить. Я теперь вижу в мужчинах своего сына и поэтому отношусь к мужчинам по-человечески, без загогулин.

— Оглядываясь назад, что вспоминаете в первую очередь?

— Я не люблю свое прошлое и никогда не оглядываюсь назад. Как в плохих фильмах, где вспоминают себя в белых платьях, бегущую по берегу моря в рапиде в лучах солнца. Если бы мне сегодня предложили вернуться в свои 25 лет, я бы заменила эту возможность расстрелом. Не хочу возврата назад. Я не считаю, что тот опыт, который я приобрела, пригодился мне в жизни или нужен. Вот если бы можно было что-то подкорректировать или убрать, то да. Хотя самая большая глупость — жалеть, что что-то ты в жизни сделал или не сделал. Мне бы хотелось быть помягче и попроще. Знаете, как меня зовет мой муж? Зима.

— В смысле что вы холодная?

— Нет, в смысле, что я могу заморозить любого. А мне бы не хотелось морозить, не хочется попадать в ситуации, когда я вынуждена это делать. Но это случается. Мне хочется больше времени проводить в расслабленном состоянии, не защищаться и не быть в состоянии прыжка. Кстати, даже зная свою силу, я никогда не нападу первая.

— Вам приходилось усмирять свою гордыню, переступать через себя?

— Да, но ненадолго. Потом прорывало. Это касается детей. Ради них я шла на поклон к врачам, приходилось унижаться перед ними.

— А что, так не помогали?

— Так нет, не помогали. Поверьте, дать конверт с деньгами — это непросто. И чтобы к твоему ребенку были более внимательны, когда он болеет, это непросто. Некоторым ведь в кайф поунижать известного человека. В лютые 90-е, когда в магазинах все было по талонам и я жила в Ленинграде, помню директор магазина по имени Наташа сидела в подсобке и пила со своим любовником-грузчиком. А я пришла к ней по договоренности купить там что-то, причем за две цены. Помню, она сидела с красной рожей на бочке и, опрокинув очередную рюмку паленой водки, сказала: «Вот, Гузеева, ты известная артистка, а пришла ко мне на поклон». Естественно, я развернулась и ушла, даже не став покупать у нее то, что она мне обещала.

— Актрисе работается лучше в состоянии влюбленности или в одиночестве?

— Как ни странно, я хорошо работаю, когда у меня все хорошо в семье. Я не могу идти на сопротивление. Если у меня какая-то проблема, она съедает меня полностью и меня не хватает на работу. Мне важно, чтобы у меня были прикрыты тылы и я знала, что у меня в семье все супер. Есть актрисы, которых режиссерам нужно оскорблять на съемочной площадке, чтобы они сказали: «Нет, я не такая!» и пойти сыграть гениально. А меня нужно хвалить. Я же сказала, что я отражаю отношение к себе. Вот если мне скажут, что я молодец, я в благодарность сделаю еще лучше. А когда вижу, как режиссеры стоят с кривым лицом, говорю: «Не нравится, идите ищите кто лучше». Так же и во взаимоотношениях с людьми. Я не буду доказывать, меня лучше похвалить. Мне сделают на копейку, я отдам рубль.

— В «Жестоком романсе» вы были кроткой, ранимой и любящей. Но не любимой. Вам знакома безответная любовь?

— Ну как же не любимой? Меня человек на деньги променял. А была любима и Паратовым, и Карандышевым. Но Паратов предпочел меня деньгам. А в жизни я никогда не была нелюбимой. Я сама не способна влюбиться. Никогда такого не было в моей жизни. Я как зеркало и могу только отражать чувства влюбленного в меня человека. Когда мужчина доброжелателен ко мне, добивается меня и хочет, чтобы я обратила на него внимание, то я могу отразить эти его стремления. Любить кого-то безответно я никогда не могла, предпочитая быть любимой. Чем больше мужчина даст мне, тем больше я отражу ему в ответ. Как в случае с моим мужем Игорем. С моей стороны ни о какой любви и речи не могло быть много лет.

— И что, Игорь знал об этом?

— Знал. Он золотой. Он лучший мужчина.

— А предыдущим мужьям вы тоже говорили, что они лучшие и золотые? Ведь каждый мужчина, живущий с женщиной, думает, что он именно такой и есть.

— Думаю, что Игорю будет больно читать про мою прошлую жизнь, он и так слишком много знает о ней, к сожалению. Все происходило у него на глазах. А Игорь своим отношением мне так много дал, что я не могла не ответить ему взаимностью. Я же не сволочь.

— Вы были знакомы с Игорем еще с юности. Вы выходили замуж, у вас были семьи, а что, Игорь все это время ждал вас?

— Да.

— У него не было семьи до вас?

— Семьи нет, но какие-то женщины, конечно же, были. Он же не монах.

— А у вас пытались увести мужчину?

— Пытались, но им пришла смерть! При мне даже нельзя кокетничать с моим мужчиной. Даже тонко и завуалированно, как им кажется.

— Говорили, что в «Жестоком романсе» вы никак не могли заплакать и режиссеры били вас по щекам, вызывая слезы.

— Нет, такого не было. В единственной сцене с Алисой Бруновной Фрейндлих, где я ее, скорее всего, вывела из себя и она ударила меня. На самом деле, очень трудно заплакать. Я была бы вся с синим лицом, если бы я столько дублей плакала, я ведь полкартины рыдаю. Я по неопытности не знала, как сыграть, а Фрейндлих легко нашла выход (смеется). Я ее очень люблю.

— А еще рассказывают, что в сцене прощания с Паратовым, когда он говорит, что он обвенчан с другой, дабы придать губам дрожь и чувственность, Михалков велел помощникам режиссера держать за вашей спиной аппетитно дымящуюся курицу.

Дескать, вся съемочная группа, и вы в том числе, были голодны, а дубли все снимали и снимали.

— Нет. Во-первых, эту сцену неоднократно переснимали. Островсковеды не пропустили первый вариант, где я в кровати. По тем временам это считалось пошлым. Хотя я не была голой, а была одета в ночную рубашку. Отдельно сняли Никиту, отдельно меня. Причем, когда снимали Никиту, я лежала в кровати. А меня уже снимали отдельно в павильоне на стуле. Так что, наши слезы были отдельно. Я считаю, что в этом и проявился мой артистизм. А чувственность была в сцене, когда я угощала Паратова вареньем. Никита мне что-то такое ласковое сказал, что я зардела и обмякла.

— В юности вы были эпатажной дамой. А сегодня вы бы смогли выкинуть этакое, чтобы все ахнули?

— Нет. Я тут недавно виделась со своей институтской подружкой, которая уже старая девочка, потому что пьет беспробудно. Она мне говорит: «Вот, Гузя, какая ты была раньше клевая и какая сейчас стала, скучная и неинтересная». Мне кажется, что если человек ведет себя так же, как и в 20 лет, будучи при этом в возрасте за 40, то это выглядит смешно и жалко. Человек должен меняться. То, что было мило в 20 лет, в 30 или в 40 уже комично и даже настораживает. Представляете, если бы я пришла к вам на интервью с алюминиевым ведром вместо сумочки и в разных сапогах? Вы бы сразу решили, что по мне Кащенко тоскует.

— Старость — неизбежный финал жизни человека. Вы уже представляете себя в старости?

— Знаете, я хочу, чтобы моя встреча со старостью выглядела достойно и дорого. Хочу роскошную старость, чтобы я, усыпанная бриллиантами и жемчугами, восседала в кресле-качалке, а вокруг суетился народ, услужливо предлагая мне чай, кофе и потанцуем (смеется).

ОБ АВТОРЕ

Рамазан Рамазанов – один из главных специалистов по шоу-бизнесу, человек, знающий многих звезд, и журналист, способный разговорить любого.