«Горит душа — мстить за раны города надо...»

Наша читательница Анна Травлеева прислала в редакцию материалы о своем отце. Валерий Стриев (1911–1958), инженер-строитель, начал войну под Ленинградом, на «Невском пятачке». Там крупная фашистская группировка полностью блокировала Ленинград с суши. В кровопролитных боях было остановлено наступление врага на ближних подступах к городу.

— Отец со своим взводом саперов должен был осуществлять переправу частей нашей армии и техники на левый берег Невы, — говорит Анна Валерьевна. — Делать это можно было только ночью, под рукой были только рыбачьи лодки.

В книге генерал-майора Иллариона Попова «Батальоны идут на запад» (1985) Анна Травлеева нашла строки о своем отце: «Высадив на плацдарм 3-ю роту, лодки вернулись. Стриев доложил, что три лодки потоплены, две сильно повреждены. С каждым последующим рейсом лодок оставалось все меньше и меньше... Смотрю, саперы Стриева тащат навесной мотор. Установили на лодку. Едва отошли от берега, попали под минометный огонь. Кое-где продырявило борта, но с мотором Неву проскочили быстро».

Четырехлетняя Анна с мамой и двухлетним братиком провели в Ленинграде самую тяжелую блокадную зиму. Потом дети были эвакуированы под Челябинск, а мама — в Свердловск. Она работала по 12 часов в сутки в Военпроекте, жила в казарме и очень переживала, что не может повидать детей. В одном из писем Валерий Данилович утешал ее:

«Очень тяжело за тебя, что ты до сих пор не можешь попасть к деткам, но, золотко, что же делать? Видимо, работа, которую ты выполняешь, очень важная и срочная для дела обороны... Но ведь сейчас такая война, что надо, обязательно надо, все личные чувства, переживания подчинить только одному — разгрому врага».

Валерий Стриев часто бывал в Ленинграде и писал жене: «...я убежден, что придет день, когда Берлин испытает все, что пережили ленинградцы в зиму 1941/42 гг. Только тогда мы сможем считать себя в расчете с варварами» (11 сентября 1942 года).

«Пять месяцев я не был в городе. И как больно, как тяжело все это видеть. Чистенько, тихо, пустынно. И это в нашем Ленинграде, большом, шумном, красивом, стройном. Он и сейчас красивый, но зияющие пустоты вместо домов, груды кирпичей — опаленный и раненый великан — красавец; великий и гордый. Горит душа — мстить за раны города надо, надо много и безжалостно. Вот смотрю на асфальт улицы Чайковского, и невольно мелькнула мысль: все силы, все, все — что есть отдать, — но нога фрица не должна, не может здесь быть. Лютая ненависть сжимает горло. Неужели Ленинград Гитлер будет пытаться превратить в груду развалин. Да — будет. Ведь он уже пытался делать в прошлом году. Гадина... Перерыв — воздушная тревога, иду в подворотню... Бомбить Ленинград гадам не удалось. Прогнали их. Да, город наш закалился. Народ суровый стал, и нет у него страха перед бомбами и снарядами бандитскими. Посмотреть только, как деловито, спокойно и дельно управлял порядком паренек лет 14–15 во время тревоги, где я стоял. Дети стали взрослыми воинами, много голов положили фрицы под городом, но положат еще в десять раз больше» (29 сентября 1942 года).

О своих детях Валерий Данилович проявлял даже немного сентиментальную заботу.

— С фронта он отправил два письма с платочками мне и брату, — говорит Анна Валерьевна. — Но письмо, посланное мне, затерялось. Папа очень разволновался и пишет маме: «Аничкин конверт с платочком пропал, и она может обидеться на меня. Вот пишу, и горло давит за доченьку. Ведь не поверит она теперь, что люблю ее крепко-крепко и совершенно одинаково с Даником. Надо будет срочно выправить это дело (16.03.1943)». Потом я тоже получила папин платочек с фронта.

Отец приехал за детьми в 1944 году. Аня не узнала его — таким измученным и худым он был. После контузии он ходил с палкой.

— Папа был награжден двумя медалями за оборону Ленинграда и двумя орденами, — рассказывает Анна Травлеева. — После войны он руководил восстановлением сильно разрушенного Смольнинского района Ленинграда. Работал в Ленинградской академии им. Буденного. Мы его видели очень редко.

В 1953 году Валерий Стриев получил назначение на строительство аэродрома на мысе Шмидта — самой северо-восточной точке СССР. По пути в Москву встретил своего однополчанина-врача и пожаловался на сильные головные боли. У него обнаружили злокачественную гипертонию — результат контузии.

— Но папа продолжал работать, говоря, что он лучше проведет один год стоя, чем десять лет в постели, — говорит Анна Травлеева. — Он был очень сильным, добрым и веселым. И оставался таким до своей смерти, к сожалению, довольно ранней.