Сергей Чонишвили: «Ленком научил меня выживать в любых условиях»

- Сергей, юбилей будете отмечать?

- Нет. На два дня уеду из Москвы и выключу телефон. Поскольку во мне живут два 25-летних молодых человека, то отмечать полвека жизни неинтересно. Не понимаю привязку человечества к датам, рубежам…Да, я осознаю, что большая часть жизни позади. Хотелось бы и в 100 лет быть активным и выступать на сцене, как это делает наш гениальный Владимир Михайлович Зельдин, но от нашего желания зависит далеко не все.

- Вы ушли из театра «Ленком», где прослужили 25 лет.

- Если точнее, 24 с половиной года... Мой принцип – ни о чем не жалеть, и не оглядываться назад. Важно – настоящее и будущее, а не прошлое, каким бы оно не было. Тем более, сейчас я работаю в Московском Художественном театре, под руководством выдающего артиста, грандиозного театрального менеджера и во всех смыслах молодого человека – Олега  Табакова. Кстати, 17 августа Олег Павлович отметит 80-летний юбилей.

- Чему  главному, важному научились в этом легендарном театре?

- «Ленком» научил меня выживать в любых условиях. Когда отношения заканчиваются, нет смысла их «тянуть», а надо разбегаться, желательно, с честью и достоинством. Моя история в «Ленкоме» подошла к концу и началась другая.

-  Почему в последнее время вы мало снимаете в кино?

- Моя физиономия не очень нужна нашему кинематографу. Поэтому нередко сижу за кадром, озвучивая других. На мой взгляд, это лучше и честнее, чем играть в плохих фильмах.

- Считаете, что у нынешнего кино есть проблемы?

- Те люди, которые сегодня занимаются именно производством кино, а это далеко не всегда режиссеры, не знают актеров, которые успешно играли в 70-е и 80-е годы. Не знают, потому что больны самой тяжелой формой болезни, имя которой «ленивая глупость». Это когда человек не только не отдает себе отчета в том, что он необразованный, но даже не хочет восполнить пробел в своем кругозоре. Из-за этой формы заболевания многие кумиры советского кино сегодня влачат жалкое существование.  Себя к кумирам не причисляю, и, к счастью, работой не обделен. Не секрет, что актер не застрахован от перепадов интересов публики и виражей собственности биографии. Главное – не сойти с ума, не уйти в алкоголизм и не дойти до состояния ненависти к себе и всему миру. Надо принимать то, что есть сегодня и находить в этому довольствие.

- Лично для вас как много значат деньги? Зачем, например, вы пишите книги, которые вряд ли делают вас богаче?

- Книги дохода мне не приносят, но это меня не беспокоит. «Марать бумагу» - не моя профессия, и я спокойно отношусь к тому, что не являюсь массовым писателем. Если перед человеком стоит задача – заработать больше денег, на мой взгляд, ему следует чаще обращаться к врачу, который приведет  его в состояние баланса. Денег должно быть ровно столько, чтобы ими не усложнять свою жизнь. Например, мне не нужна большая машина, и яхта не нужна, и загородный дом не нужен, потому что они будут отнимать у меня время и силы. Я езжу на машине марки «Ниссан», чтобы не «трястись» над ней и не задумываться о том, сколько она съест бензина. Конечно, я не хочу ломать голову над тем – сколько чашек кофе в день могу себе позволить по экономическим соображениям, насколько обеспечены мои родные… Да, и хорошо было бы иметь некоторый запас денег в случае «экстренной ситуации», чтобы не работать месяца два или три.

- Надеемся, что «черная полоса», с травмами, операцией ноги, для вас закончилась, и теперь все будет хорошо. Есть ощущение того, что фортуна повернулась к вам лицом?

- Часто вспоминаю изречение замечательного артиста Всеволода Ларионова: «Жизнь – слоеный пирог: где слой теста и слой г…, главное – не попасть вдоль». После тяжелого 2008 года, когда девять месяцев я был на грани физического нездоровья, понял, что, не теряя ответственности перед другими, профессией, надо больше любить самого себя. Этому искусству с тех пор и учусь. Правда, пока получится не очень.

- Чонишвили – грузинская фамилия. Наверняка, для поклонников вашего творчества небезынтересно – какая кровь в вас преобладает?

- Польской крови больше, чем грузинской. А еще у меня есть чешские, шведские корни. Принадлежность к кланам, нациям, группам, и все стандарты, связанные с этими разграничениями, существенной роли для меня не играют. Подгонять под каноны – признак ограниченности. Поэтому вопрос – кто такой грузин, как должен выглядеть грузин, мне не нравится.

- Узнают ли вас на улицах, в магазинах? Наверняка, после роли князя Шадурского в одном из первых отечественных сериалов «Петербургские тайны» по роману Кристовского вас знали в каждом уголке страны?

- Кроме князя Шадурского существует еще 60 ролей, и, слава Богу, что этот персонаж не стал тем самым зловредным персонажем для моей творческой биографии. Открою вам секрет, главное, чтобы узнавали в ГАИ, ЖЭКе и в больнице. Во всех трех местах временами меня узнают, и это помогает ускорению бюрократических процессов.

-  Какие из ролей самые любимые?

- В театре: Фэрран в «Методе Гренхольма», Дориан Грей в «Идеальном муже», Панург в Гаргантюа в Пантюгрюэле…В кино: врач Михаил в «Чизкейке», Ушаков – в «Записках экспедитора», Саша в картине «Сезоны туманов». А роль Шадурского в длительном и, действительно, почти первом сериале стала для меня экспериментом в плане актерской игры, и выносливости.

- Вы – экспериментатор?

- Возможности организма выявляются только тогда, когда человек подвергает себя экспериментам. А если он садится на одни рельсы и всю жизнь идет по ним, никакого прорыва не будет. Правда, есть эксперименты в профессиональной области, а есть – в человеческой. Я – экспериментатор исключительно на актерском поприще. В обычной жизни – никогда.

- А когда ваши работы получают награды, а это происходило неоднократно – и в театре «Ленком», и в театре «Нации», приятно?

- Больше всего приятно, когда признают те люди, которые награды не выдают. Ибо любая награда, образно говоря, не увеличивает печень, не прибавляет шансы для покупки острова в Тихом океане, не дает возможность стать более талантливым…а следовательно, является только  атрибутикой. Пока в тебе работает внутренний цензор, которого периодически надо проверять, до тех пор можно рассчитывать на развитие. Самый жестокий критик во всем том, что я делаю в театре и в кино, - я сам. Те люди, которые включают дома экран, который раньше назывался телевизором, а теперь он исключительно экран, если реагируют на мою работу адекватно, жизнь прожита не зря.