Острова на горизонте. Приключения Паши, Коли и Шуры в Заливе Счастья
КОЛЯ
Он встает в 6 утра и смотрит в «телевизор». «Телевизоров» у Коли два — это широкие окна. Картинки в них изо дня в день одни и те же. В левом «телевизоре» — стланик, мхи и столбик памятника геологам, трагически погибшим здесь в 1974 году. В «телевизоре» центровом — несколько домиков базы, голубая рябь залива и торчащие из воды головы нерп. Иногда приплывают дельфины.
— Привет, болванки! — радостно приветствует сивучей Коля.
На самом деле и нерп, и сивучей, и особенно дельфинов, умных и ловких, Коля уважает. Они — его добрые соседи. А называет он их так только потому, что торчащие головы действительно похожи на круглые болванки с усами. Коля живет на Петровской косе. Работает сторожем-истопником. Образно говоря, Коля согревает Залив Счастья, открытый в XIX веке «неистовым Геннадием», как его называли царские чиновники, адмиралом Невельским. Отсмотрев «телевизоры», Коля зовет Петровича — черную собаку. С Петровичем он разговаривает. Сам же Коля и отвечает за Петровича:
— Здорово, Петрович! Что будем делать?
— Жрать будем!
— Грубиян… Что будем кушать?
— Камбалу!
— Ну, бери удочки и иди рыбачь…
— Я уже и так набегался с утра.
— Небось медведя гонял?!
— В сторону Власьево ломанулся…
— Нет, сегодня камбалу ловить не будем. И медведей больше не гоняй. Гостей сегодня ждем. С материка. Какого-то писателя Паша везет.
Коля одинок. «Со своей разбежался. Я не хотел, а она почему-то настояла…» Дети выросли. Коля поразительно похож на недавно умершего актера Льва Дурова. Посмотрите фотографию. Да, еще детали. Из окна Коли хорошо видны длинные траншеи, прорытые в галечнике. Как будто кто-то их прочертил специально. Разумеется, возникла теория пришельцев. Еще и огненный шар над косой видали. Но Коля считает, что траншеи остались от айсбергов, выдавленных на берег весенними водами.
И еще видны треугольные туалеты. Почему-то здесь строят именно такие. Загадочные, как маленькие подобия пирамиды Хеопса на плато Гиза, они стоят, летом окруженные полянками шиповника и иван-чая. Зимой — сугробами. Вот их-то точно построили не зеленые человечки, а суровые рыбаки.
ПАША
Если Бог и живет в Заливе Счастья, то он живет в лодке-катере Паши. Лодка — супер, мощная и стильная. Называтся «Крестлайнер» . По-английски, конечно. У Саныча — шефа Паши по фамилии Бронников, все — такое: и снегоходы, и квадроциклы, и спиннинги. На побережье Броню (так его называют за глаза) уважают все, с кем ни поговори. И, конечно, не за спиннинги. Сын грузчика, сам родом из Охотска, Саныч с верными партнерами возродили рыбалки настоящие.
Их фирма, единственная в стране, отлавливает морских косаток и поставляет в океанариумы. Недавно пустили в Иннокентьевке рыбозавод, губернатор Шпорт приезжал на открытие. Если говорить пафосно — придают новый импульс Нижнеамурью, задыхающемуся в браконьерстве и тотальном распаде колхозов. Саныч — вообще-то чудак. В Испании собирается открыть галерею дальневосточных художников. Собирает по селам старинные предметы, красные вымпелы и знамена, бюсты вождей, книги классиков марксизма-ленинизма… Паша, как и Бронников, пафоса не любит. Саныча он уважает за свое. Паша как личность сформировался в квартале «Триста» Комсомольска-на-Амуре. Имел погоняло — Паштет.
Триста рабочих бараков поставляли не только рабсилу заводу «Амурсталь», но и бойцов в бригады знаменитого вора в законе Джема. У Паши по жизни было два пути: в мастевые и — в мужики. Работал спасателем, прыгал с парашютом, рыбачил… Броня выдернул его из Комсомольска-на-Амуре. И сделал Пашу асом. Разумеется, асы получаются из конкретных пацанов. «Из говна пули не бывает!» — говорит Коля.
У Паши есть дочка Кристина. Ей купили розовое платье. Она заказала папе розовый планшет — в тон. Маленькая модница. Паша планшет купил. Дочку сильно любит. Паша красиво ведет лодку. Острова и мысы мелькают за бортом: Петах, Тлангет, Байдукова и Чкалова. На передней сидушке колотит так, что лязгают челюсти. Паша врубает русский рэп про девчонку-подружбайку: «Держи меня на поводке, поводок у тебя в руке!» Музыкальные критики — нерпы восторженно всплывают за кормой. Паша в темных очках, на шее серебрится цепь, на пальце — перстень.
Стройный и жилистый, загорелый до черноты, он похож на китайца. Но говорит он на своем языке, который еще мало изучен филологами. Если убрать из его речи «великий и могучий», то получится новояз нижнеамурца.
— Паша, — спрашивает его пассажир, приезжий филолог Шура, из Москвы, — до Шантаров идти сколько?
Паша косится на бортовой компьютер-навигатор, где проложен путь по лиману — с отмелями, каналами и глубинами. Морщит лоб.
— Восемь с половой, — отвечает Паша, — срывов ноль! А Саныч добро давал?!
ШУРА
Сам он из местных — из Иннокентьевки, которую теперь называют Кентевкой. В детстве звали Шурой. Погоняло — Куприк. Сейчас зовут Иванычем. Столица затянула Иваныча. Но на родину тянет. Сначала он боролся с Броней и партнерами. Гневные статьи писал. Думал, что книжки и бюсты Ленина они, конечно, собирают, но его деревеньку погубят. Извлечение прибыли, по Марксу, удел мироедов. То есть он считал их конквистадорами. Хотя про Испанию и галерею Саныча тогда еще не знал. Конквистадоры, кто подзабыл, испанские захватчики. Потом увидел, что жизнь в деревне налаживается. И не только в Кентевке.
Шура позиционирует себя бывалым рыбаком, бравшим тайменя под 70 кг. Коля и Паша перемигиваются: «Ну-ну!» Вышли в море на навагу. Два крючка с нарезкой — клюет, как подорванная… Вдруг у Шуры что-то навалилось. Катушка затрещала. Паша сделал строгое лицо: «Иваныч! Ты слабину-то не давай… Это мальма взялась, она здесь бывает больше метра…» Шуру учить не надо. Хотя он малодушно подумал, что прихватил бревно-топляк. Коля хотел помочь Шуре выводить рыбину, хватаясь рукой за леску. И тут, в метре от борта, она вышла из воды… Челюсти-2… Очко нулевое! Как говорит Паша. Это была Царь-рыба здешних вод. Назовем ее по-своему — Матица, потому что настоящее ее имя назвать нельзя. Матицу категорически запрещено ловить. И, чтобы не подвести Пашу и Колю, приходится иносказательно называть ее Матицей. На несколько секунд она явила свой ужасный лик со злыми глазками и длинным носом.
— Матица! — выдохнул Паша, — килограммов сто пятьдесят! Уматно!!! На спиннинг поймать невозможно!
Но Шура уже подводил монстра к борту. Годы рыбацкого бесчестья, когда такие рыбаки, как редактор Серков, мелкую выбрасывают, а крупную складывают в спичечный коробок, были вознаграждены с лихвой. Выводить Матицу нужно было к корме. Оттуда сподручней вытаскивать в лодку. А Шура выводил ее, как мальму, к борту… Красиво изогнувшись и показав колючки, Матица ушла, разогнув стальной крючок. Коля тут же наладил закидушку: на тонкий тросик с огромным крючком он насадил живую навагу и булькнул снастью в пяти метрах от борта. Матица не взяла. Гордая и сильная, она ушла на просторы залива. Там ее счастье. Две ночи Шура не спал и метался у прибоя. Ему, как в детстве, казалось: Чапай доплывет до берега… То есть удастся вытащить рыбину и сделать с ней селфи. А потом выпустить, поцеловав в голову. Рыбаки как дети — в сказки верят.
— Мне надо на Шантары! — сказал ловец монстров, — завтра ухожу.
— Зачем тебе Шантары? — переспросил истопник.
— Они мне снятся.
— Тогда сначала — на Крест, — поставил точку капитан «Крестлайнера».
Поклонный Крест, поставленный в память погибших на Петровской косе членов экспедиции адмирала Невельского, виден издалека. Продирались сквозь стланик. Великое сооружение. Надо молиться. Прочли на табличке: «Спите спокойно, Первооткрыватели, жизни свои отдавшие освоению земли Дальневосточной. Благодарные потомки помнят о Вас!» Среди погибших — дочка Невельских Катенька. Она умерла от голода. На постаменте скромные дары тех, кто сюда приходит: шишка стланика, плюшевый слоник, красная туфелька девчоночьей куклы. Коля достал горстку конфет:
— Маленькая была… Всего-то годик.
Сели, по обычаю, на дорожку, у разведенного костра. Уже смеркалось. Выпили по стакану красного вина, из последних запасов. Далеко, на горизонте, в тумане и мареве мелькали огоньки. Словно кто-то тоже разводил костры на островах. Костры в океане.
— На побережье встречаются скалы — они светятся, — сказал Паша, не склонный к мистике.
— Это не скалы,— ответил Коля, — это люди… «Но это уже другая история», — подумал Шура.
Ему показалось, что вездеход — еще один монстр с железным кузовом и стальными дугами, сощурился на него одной фарой. Словно присматривал за гостем. Не сделал бы тот чего-то неправильного, что не вписывается в законы Залива Счастья.
РАССКАЗ ОТ ПАШИ
Бандеры приходят к Путину в гитлеровской форме и говорят: «Мы воевали, брателло! Дай нам по звезде!» Путин — в офуе: «У вас, пацаны, конкретно, по жизни, куда движуха?! Вы за кого воевали?!» А Жирик, крендель, говорит: «Мы сапоги помоем в Днепре!» А что?! У нас армия и флот… Путин — державник! Толерантность эту насадили западники. Зачем она нам? Теперь у нас и спид, и гомики, и причесон «гей, славяне». А у мужика должен быть чубчик или вообще — налысо! Тогда — порядок в башке.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Коля — Н. Н. Федосеев, сторож-истопник.
Паша — П. Шишов, водитель и начальник базы.
Саныч — А. А. Бронников, генеральный директор Восточного рыбокомбината.
Шура — специальный корреспондент «ВМ».
СЛОВАРЬ
Шугань — опасность.
Срывов ноль — полный успех.
Восемь с половой — восемь с половиной.
Уматно — великолепно.
Очко нулевое — испуг.
Подружбайка — подружка.
Очерк «Костры в океане» читайте в ближайшее время.
ОБ АВТОРЕ
Александр Купер - московский литератор, работает в жанре иронической и документальной прозы. Вышли в свет его новые книги — роман «Не мой день» в издательстве «Художественная литература», кинороман «Надея» и таежная повесть «Таймери», обе в издательстве «Время».