Бесподобный Вока
Разбираю старый архив и натыкаюсь на пожелтевшую фотографию, на которой девчонкой стою под козырьком Театра имени Ленинского комсомола рядом со Всеволодом Дмитриевичем Ларионовым.
В этом году исполняется 65 лет с момента выхода на экраны фильма «Пржевальский» Сергея Юткевича, 40 лет «Двенадцати стульям» Марка Захарова, 35 лет «Родне» Никиты Михалкова, 30 лет «Анне Павловой» Эмиля Лотяну — и везде играет он, бесподобный Вока, как ласково называли актера коллеги. Большой артист, ценитель женской красоты, он был кладезем всевозможных историй, филигранно ругался матом, обожал розыгрыши, и при этом в нем угадывалась порода и «голубая кровь».
— Вот ты назвала меня звездой, а я ведь себя таковой не ощущал. Ни после съемок в роли Дика Сэнда в «Пятнадцатилетнем капитане», ни после работы с Марчелло Мастроянни на «Очах черных» у Михалкова. Хотя однажды все-таки почувствовал свою узнаваемость: на «Кинотавре», помню, завтракал с известным режиссером, к нам подошли какие-то серьезные люди, отозвали его и спросили, тыча в моем направлении: «А кто этот седовласый человек?» — «А в чем, собственно, дело?» — «Тут у нас разборки предстоят. Посоветоваться бы с ним надо». Они меня приняли за мафиози.
— Правда, что вы сыграли Дягилева в фильме «Анна Павлова» Эмиля Лотяну с легкой руки Андрея Кончаловского?
— Правда. Я тогда снимался у Андрона в «Сибириаде». Нам легко и интересно работалось вместе. И Кончаловский порекомендовал меня Эмилю Лотяну. Как донесла разведка, он произнес фразу, за которую ему буду по гроб жизни благодарен: «Эмиль, есть артист, который сможет поднять эту роль. Это Сева Ларионов».
— Никита Михалков и Андрей Кончаловский хоть и братья, но такие разные! Доброжелатели поговаривают, что они очень ревностно относятся к творчеству друг друга. Вы же снимались у обоих, это правда?
— Расскажу вам одну историю, которая тронула меня глубочайшим образом. Рассвет, опустевший «Мосфильм». Андрон уезжал туда. Нам тогда казалось, что навсегда. И пришел попрощаться с Никитой. Пустой павильон. Только я, но они меня не видели. Подошли друг к другу, обнялись и так стояли долго-долго. Два брата, два талантища. Я плакал...
Они? Нет. Ни слез, ни целований. И потом молча разошлись. Но все возвращается на круги своя, и, к счастью, Андрон вернулся. Я их очень люблю — и Никиту, и Андрона.
— На «Мосфильме» услышала историю, что вы однажды обезвредили вора, ограбившего режиссера Сергея Юткевича.
— Как-то мне позвонили и сообщили, что для картины «Пржевальский» нужен юный прапорщик.
Юткевич тогда только вышел из-под жуткого пресса обвинений в космополитизме. Я был безмерно счастлив, репетируя с ним. «Но в Китай, — сказал я ему, — с вами поехать не смогу. У меня отец — враг народа». — «Ну, Севушка, подождите. Там видно будет».
Мы приехали в спецотдел.
В кабинете сидел человечек с орденскими планками, уходящими куда-то под стол.
Он был очень жесток и в своих вопросах, и в своем решении. Через некоторое время я узнал, что вместо меня стали снимать другого артиста.
Но вот однажды мне передали: «Ларионов, срочно к Берсеневу!» Я побежал со всех ног в кабинет режиссера тогдашнего Театра им. Ленинского комсомола. Он беседовал с Сергеем Иосифовичем. Юткевич, завидев меня, сказал: «Ну вот, Севушка, завтра у вас первый съемочный день». — «Как вам это удалось?!» — «Да так как-то...» Быстро пересняли уже отснятые сцены, и я уехал со всеми в Китай. Помню, все спрашивал Юткевича: «Чем могу отплатить?» Он был человек саркастический: «Севушка, вы можете сделать мне какую-нибудь гадость». — «Мне бы этого очень не хотелось». — «Ну, тогда вы будете большим оригиналом». А перед Китаем мы снимали во Фрунзе. Жили в маленькой гостинице, где начались кражи. У Юткевича украли все, вплоть до лауреатских значков. А за день до этого ко мне в номер пару раз забегал какой-то подозрительный тип: «В преферанс не желаете?» Я тогда почему-то сразу подумал на него. Кинулся искать, обошел злачные места и к утру попал на вокзал. Наверное, мне помогало Небо: он сам выскочил на меня. Его «взяли». При нем нашлись лауреатские значки Юткевича. На рассвете я, счастливый, ворвался в его номер: «Сергей Иосифович, я нашел его!» Юткевич спал. Спросонья он поцеловал меня куда-то между носом и лбом и, отвернувшись к стене, снова заснул. Мы с ним дружили до его смерти.
— Вы упомянули фамилию Берсенева и ни слова не сказали, что состояли с ним в родственных отношениях...
— Иван Николаевич был художественным руководителем театра и мужем маминой двоюродной сестры — Софьи Владимировны Гиацинтовой. Это мои учителя.
Так же как и Серафима Германовна Бирман. Я помню, что когда поступал в школу-студию при этом театре, мы — молодежь — ее жутко боялись. Она стояла на знаменитой ленкомовской лестнице и, указывая пальцем на дверь, грозно кричала: «Вас ждут заводы!» В том смысле, что в театре из нас, бездарей, ничего дельного не получится...
— То есть вы — «голубых кровей»?
— По матушке, по матушке...
Я недавно перечитывал ее воспоминания. Думаю, она меня простит, если приоткрою тайну: у нее были даже какие-то радостные личные отношения с Сергеем Есениным. Среди ее близких друзей были Владимир Маяковский, Баратынские, Голицыны, Толстые, Чаадаевы — это тоже наша кровь (не такие уж прямые родственники, но все же). Когда начинаешь углубляться в свои «корни», то понимаешь, что все так намешано и перепутано в этом мире. Прав был Булгаков — «как странно тасуются карты» наших жизней, встреч, удач и ошибок...
ОБ АВТОРЕ
Елена Булова — кинокритик и театральный обозреватель «ВМ», лауреат премии правительства Москвы.