Твоя Родина и твоя семья должны оставаться твоими

— Ровно прошли, красиво! — делится впечатлениями с «ВМ» фронтовик. — На ТУ-95 я сам когда-то летал.

А один из стратегических ракетоносцев ТУ-160 назван именем Василия Решетникова.

Когда мы впервые созвонились с Василием Васильевичем, мне стало стыдно.

— Конечно, приезжайте. Вы, журналисты, как первоцветы — объявляетесь в апреле, а после Дня Победы снова скрываетесь...

Над городом Монино, где у Василия Васильевича дача, то и дело, словно дразня старого летчика, пролетают самолеты. Решетников встречает нас на крыльце. Пронзительный взгляд, с доброй хитрецой.

Кажется, человек с такими глазами не способен врать.

ВО ВСЕМ ВИНОВАТА ДИСПАНСЕРИЗАЦИЯ. САМОВОЛКА, ЗА КОТОРУЮ НЕ РАССТРЕЛЯЛИ

— Вы, наверное, всегда хотели быть летчиком?

— Никогда! Дело было так: в 1936 году рабфаковский комсомол пригласил на медкомиссию. Тогда активно призывали в авиацию, даже лозунг такой был «Молодежь — на самолет». Лично я никогда не мечтал быть летчиком, хотел быть корреспондентом, даже успел поработать в пионерской газете. Когда прошел диспансеризацию, то выяснилось: я один среди всех товарищей оказался годен к службе на всех видах самолетов. Только тогда загорелся. Решил, что буду летать. Авиация захватила меня, и с тех пор больше ничего не интересовало. В 1938 году окончил летную школу и меня отправили в 45-й скоростной бомбардировочный полк в Орле, который входил в армию особого назначения. Почти сразу отправили учиться в Воронеж. Там я остался в качестве инструктора до 1941 года.

Уже после начала войны в полк прилетел гонец, который искал летчиков для полка майора Тихонова. На меня он не обратил внимания, я был очень молод. Но я уговорил этого капитана Шевцова сделать со мной один полет. Той же ночью я повез его в облака, на высоту и показал все, что умел. Он молчал, а когда вышел из самолета, протянул руку со словами: «Пойдешь к Тихонову».

Меня долго не хотел отпускать командир полка. Но я знал (увидел случайно на столе), что к нему уже пришла телеграмма с требованием отправить меня на фронт. Он упорно не отпускал, потому что у него было и другое указание — летчиков и штурманов из школьных и резервных полков на фронт не отправлять.

Честности ради должен сказать: не я один сбежал на передовую. Вот сейчас часто можно услышать, когда говорят о тех годах: «Молодежь сама шла на фронт». Не просто шла. Рвалась! И я ушел… На аэродроме стоял борт, который отправлялся к Тихонову. Надел комбинезон, набросил для маскировки поверх шинель, взял чемодан и ушел.

— Получается, это как самоволка?

— Получается. Спустя какое-то время я должен был перевезти отслужившие самолеты, и, когда я туда прилетел, начальник штаба меня встретил и сказал: «Повезло тебе, что тогда остался в полку Тихонова. Пришлось бы отдать тебя под трибунал».

ЧТО ДЛЯ АМЕРИКАНЦА РЕКОРД, ДЛЯ РУССКОГО ЛЕТЧИКА — ОБЫЧНАЯ РАБОТА

— А какой полет лично для вас самый-самый?

— Сложно выбрать из трехсот вылетов! Каждый — невероятный. Были и такие полеты, которые сейчас кажутся невозможным сочетанием удачи и опыта. В 1944 году над Севастополем мне подбили мотор на дальнем бомбардировщике Ил-4. Я хотел сесть на аэродром, где находились истребители ПВО. Делал все что мог: запускал ракеты, просил посадку — никто не отозвался. Расстояние до земли стало критическим, и я велел штурману набрать белых и красных ракет и прыгать с парашютом. Он нашел ровный участок поля и осветил его белыми ракетами. Мне нужно было всего несколько сотен метров. Шасси я не выпускал и перед самой посадкой увидел овраг, заросший деревьями. Если бы я туда приземлился, то там бы и сгорел. Я дал полный газ на втором моторе, перескочил овраг и благополучно сел на брюхо.

— А правда, что у летчиков всегда есть «любимые» самолеты?

— После войны я много летал на Ту-16, но мой любимый самолет — Ту-95. Он хорош своей дальностью, очень устойчивый самолет, штурвал хорошо держится в руках, есть автопилот. Кабина удобная, есть где развернуться, есть бортовой паек. Однажды я на Ту-95 даже установил мировой рекорд дальности полета. Американцы накануне сообщили о том, что на самолете В-29 пролетели 14 450 километров. В то время как мы просто летали на такие дальности без особых впечатлений.

— А во время войны немецкие пилоты могли совершать такие же длительные полеты — по 10 часов, как наши?

— Нет! И они об этом сильно жалели. Когда всю нашу оборонную промышленность перевели за Урал, немецкая авиация не могла туда добраться. И заводы спокойно работали и выпускали военную технику. Ил-4, на котором мы летали, ни в чем не уступал немецким бомбардировщикам, а во многом и превосходил их.

— Когда для вас война закончилась?

— Для меня в последний, 307-й вылет, в день Берлинской наступательной операции. Кстати, с 307-м вылетом интересная история получилась... Прошло лет 20 после Победы, и меня пригласили в Америку, в Портленд. Представьте — полный зал опытных боевых пилотов. Меня спрашивают, сколько было вылетов. Переводчик по фамилии Фрост несколько раз меня переспрашивал, а я вновь и вновь называл число «307». А он вновь переспрашивает. Зал ждет. Наконец называет цифру. Бурные аплодисменты! У американцев, оказывается, тогда существовала норма — 25 боевых вылетов. Много лет спустя Джез Фрост оказался в Москве. Я пригласил его в гости, разговаривали, и тут он спрашивает: — Все же сколько у вас было боевых вылетов? — 307. Начинает считать и объясняет:

— Хочу посчитать, сколько часов приходится на один боевой вылет.

— Каких часов? У меня вылетов 307.

— Не может такого быть! Это же мировой рекорд! У наших ребят и больше было.

И стало ясно — тогда в Портленде он назвал залу цифру 37. Все захлопали, потому 37 больше, чем 25.

ЛЮБОВЬ К ЖЕНЩИНЕ КАК ЛЮБОВЬ К РОДИНЕ

— Летчики традиционно считаются людьми самой романтичной военной профессии…

— Любовь к женщине, как и любовь к Родине, не проходит никогда. Правда, это правило действует при одном условии, — если это настоящая женщина! Мы с супругой Натальей встретились летом 1946 года, я тогда был командиром полка на аэродроме «Узин» в 70 км от Киева. Летом я на У-2 летал в Киев. Всегда перед посадкой пролетал перед ее балконом, она специально выходила и махала мне. Свидания наши проходили летом 1946-го, а 23 февраля 1947 года мы отправились в загс. А год назад Натальи не стало. У меня один сын и два внука — Алеша и Дима. У одного из них замечательная Настя, а у второго — Соня и Елизавета, мои правнучки.

*

Мы прощаемся, и кажется, что самолет с аэродрома «Монино» специально так низко летит, чтобы Василий Васильевич помахал пилоту рукой.

И наверное, правда о Великой Отечественной войне действительно одна. Ее подетски, но очень точно формулирует правнучка Василия Васильевича: «Прадедушка и другие солдаты воевали, чтобы потом появились на свет мои родители, я…»

СПРАВКА

Василий Васильевич Решетников родился 23 декабря 1919 года. Советский военный летчик, Герой Советского Союза, бывший заместитель Главнокомандующего ВВС СССР, генерал-полковник авиации в отставке, Заслуженный военный летчик СССР. В последний раз летчик поднимался в небо в 2003 году, когда ему было 83 года — на авиашоу в Монине он управлял американским бомбардировщиком Б-25, который пригнал из Австрии австрийский пилот.